Рамзес — из породы короткошерстных служебных собак, выведенных в Германии Карлом Фридрихом Луисом Доберманном и названных так в честь своего создателя. В Ереван Рамзеса привезли из Каира, но в доме Елены Алексанян, доктора филологических наук, он прожил недолго и вскоре при посредничестве общего друга оказался у меня.
С многозначительного "Рамзес" щенок первым делом был переименован в непритязательное "Доби", но сказать, что было "вторым", "третьим" затрудняюсь: дел с собакой оказалось настолько много, что, пожалуй, не хватало и двадцати четырех часов суток. Если, конечно, хочешь иметь собаку-умницу, а не короткошерстную дуру на умопомрачительно стройных ногах. И, все-таки, игра стоила свеч. Породистых собак в Ереване было мало, доберманов еще меньше, отчего каждый выход на прогулку — как проход кинозвезды по ковровой дорожке в Каннах.
Звезды, как известно, требуют постоянного косметического ухода, доберманы тоже. То, что для кинозвезды — привлекательный внешний вид, для собаки — экстерьер, но и в том, и в другом случаях красота требует жертв. В случае с доберманом — купирования ушей, а это процесс болезненный, тем более, если время пропущено. Правда, наплевав на экстерьер, можно было оставить Доби и с вислыми ушами, но кинологи объяснили, что с обрезанными ей будет легче жить.
И вот мы едем к ветеринару.
— Почему так поздно? - удивился врач. - Хрящи уже начали костенеть, теперь резать будет очень больно.
— Может, не надо?
— Надо, - не согласился ветеринар, уложил пса на стол и зафиксировал лапы.
Доби вопросительно скосил глаз в мою сторону, но пока не сопротивлялся.
— Лучше я подожду в приемной…
— Не лучше, - отрезал путь к отступлению ветеринар. - Собака должна видеть, что хозяин рядом. Это сильная собака, надо, чтобы вы помогали удерживать ее.
Дальше было очень больно. Доби, мне, не исключено, что даже ветеринару. Но ветеринар для Доби чужой, а я свой, мне собака верила. Ей крепко забинтовали голову, велели раз в сутки менять повязку, и мы поехали домой. Поглаживая отказывающуюся смотреть в мою сторону собаку, я увидел, как с ее глаз стекла слеза.
Первые два дня принимать от меня еду Доби отказывался — кормили жена с дочкой. Это мне в наказание за предательство. Затем все наладилось и Доби с красивыми ушами как бы давала понять: "Ладно, что было, то было, забудем, надо уметь прощать".
К тому времени у нас родился сын и получалось так, что впятером, считая собаку, жить в небольшой квартирке стало невозможно, и с Доби пришлось расстаться. Расставание было трудным, но оно было.
Жили мы тогда на Комитаса, и, выгуливая красавца-пса, я часто ловил восхищенные взгляды прохожих. Как-то раз меня остановила милая женщина.
— Если вдруг собака окажется в тягость, отдайте мне, - с едва уловимым прибалтийским акцентом предложила она (откуда могла знать?!) - Мы обожаем собак, живем вот тут, на первом этаже, - показала женщина на дом рядом со школой Ширванзаде, заходите при случае.
Так я познакомился с семьей Роберта Вартанова, доктора философии и знаменитого ереванского джазиста.
Невозможно сдержать слез: реакция щенка, которого собираются забрать из приюта, ошеломляет>>
…Прошло какое-то время, и в эту семью вошел мой Доби. Теперь, проходя по улице, я часто видел его, но старался остаться незамеченным — второго предательства Доби мог не простить.
Минул еще год или что-то около, и вдруг звонок.
— Доби очень плох, - сказала милая женщина с прибалтийским акцентом, - приходите, надо что-то делать.
Доберману было действительно худо, но он меня узнал, положил, как бывало, голову на колени, подставив холку для поглаживания.
В ветеринарной больнице, куда мы поехали, определили сразу: чумка, наверное, подцепила от больной собаки где-нибудь на газоне.
— Что можно сделать?
— Уже ничего. До утра она не доживет. Оставьте собаку здесь, остальное сделаем мы.
Я взял Доби на руки, отнес, как велели, в сарай, уложил на солому. Пристроив голову с красивыми ушами на колени, чтоб было тепло и привычно, стал гладить по шерстке.
Доби смотрел мимо, потом закрыл глаза, кажется, заснул. Что снилось ему? Египетские ночи, когда он мог быть по-щенячьи счастливым, ереванские дни, когда ему тоже было хорошо, пока не пошел по рукам. Ответа нет. Говорят, свои последние часы собаки чуют и тихо уходят в себя. Вот и Доби молчал.
…Возраст, в котором сегодня находится автор, называют "между собакой и волком". Это, когда еще не совсем темно, но уже давно не день. А между ними долгие годы жизни, что-то забывается, что-то остается. Память о Доби осталась.