Чего я боялся? Того, что история с уходом любимого артиста от, как оказалось, нелюбимой женщины, может исказить образ неповторимого Армена Джигарханяна, и когда рано или поздно его не станет (всем хотелось, чтобы это случилось как можно позже), мутное уйдет, но горькое послевкусие, все равно, останется. Вот этого очень не хотелось.
Опасения не оправдались: все прошло, как с белых яблонь дым. В памяти остался Джигарханян, каким он был на самом деле, без примесей, кривотолков и наветов.
Для каждого из нас, он свой, но для армян – трижды свой. Каждый, кто с ним встречался, пожимал ему руку или сидел за столом, сохранит в памяти своего Джигарханяна. Что останется у меня?
Мы не были с ним настолько близки, чтоб рассказать что-нибудь от себя, но Джигарханян был ближайшим другом моего друга – режиссера Нерсеса Оганесяна, а это значит, что все, что касалось Джиго (так называли его близкие друзья), рано или поздно доходило до нас.
Где намерен сниматься, как со здоровьем (особенно когда перевалило за семьдесят), зачем собрался в Армению, когда полетит в Америку (в Америку, гораздо чаще, чем в Армению), чем наградят к 80-летию и какую премьеру ждать в его театре на Ломоносовском проспекте Москвы, по которому я часто проезжал.
"Остановка – театр Армена Джигарханяна, следующая – Черемушкинский рынок", - объявлял в троллейбусе механической голос, но меня голос не смущал. Мне было приятно слышать главное: "Театр Армена Джигарханяна", а еще приятнее знать, что это имя слышат тысячи людей. Каждый день, из года в год.
Уж в чем Джигарханян не нуждался, так это в пиаре, его известность поражала, зашкаливала, радовала, но, когда надо, приобретала прагматично-прикладной характер.
Помощь его нужна была часто, очень многим и не обязательно только соотечественникам. Помогал охотно, но выборочно.
Из того, что осталось в памяти. Звонок не последнему лицу армянской национальности из администрации президента Ельцина. Ничего не значащие слова о том, о сем, после чего звучит вопрос: "Не хотите пригласить меня на хаш в эти выходные?". Не захотеть было невозможно, не выполнить просьбу мэтра – тоже. Узнаваемость актера поражала, желание незнакомых людей хоть чем-нибудь услужить – выше крыши.
В зале одного из московских ресторанов с грузинской кухней: на стене висит портрет Вахтанга Кикабидзе, под ним – сервант, на нем нестандартная бутылка с коньяком.
– Армянский? – спрашивает Джигарханян официанта.
- Испанский. Тоже очень хороший, – отвечает тот.
– Не верю! – "по-станиславскому" говорит артист.
Когда выходили из ресторана, официант передал Джигарханяну сверток.
–Там что?
– Коньяк. От нашего персонала.
– Испанский? – спросил Джигарханян.
– Армянский, – заверили его.
…В Ереванский русский драматический театр имени Станиславского Джигарханян пришел после того, как в том же городе окончил театрально-художественный институт. А до того работал помощником режиссера на киностудии "Арменфильм".
– Могу сказать, что вместе начинали? – спросил я его, объяснив, что когда-то тоже был помощником режиссера, и тоже на "Арменфильме".
– Смело, – уверенно ответил Джигарханян.
В 1967 году Джигарханяна пригласили в московский театр имени Ленинского комсомола, сделавший его вначале именитым, после чего знаменитым, а теперь, после смерти, уже великим.
Джигарханян – глыба, Харатьян не армянин, Москва слезам верит: Меньшов выступил в Ереване>>
Ролей сыграл видимо-невидимо, но проходных, халтурных вспомнить трудно. Дом на Ломоносовском проспекте событием в жизни московских театралов пусть не стал, но Джигарханян на сцене своего театра всегда становился событием первой величины.
Что еще вспоминают люди из жизни своего кумира? Страшные дни трагической смерти дочери, триумфы сценические и кинематографические, кота Фила, знаменитое "не твое собачье дело", на которое никто не обижался, ироничную улыбку с мудрой хитринкой, не забытое с советских времен представление о единой семье народов.
…Не знаю как неармяне, но армяне то и дело проводят переучет своих выдающихся соотечественников: в России, в Америке, во Франции, в Испании – повсюду. Затем подводят итог: увы, великие чаще уходят, чем приходят. Может, со временем положение улучшится, но пока дела обстоят именно так. Вот и Джигарханян ушел, оставив нас в унынии и печали.
Знали, понимали, что когда человеку за восемьдесят, чудес не бывает, но все же…