Война вспоминается всегда по-разному: тотально – трагично; по злобе – в мат, в память – больно, горько, с нежностью, отчаянием и безысходностью; по ситуации – по ситуации.
Тысячи томов стихотворений, рассказов, романов, эпосов… Мы пишем о войне со времен Гомера… Кто-то даже сравнил недавно последнюю карабахскую войну с противостоянием ахейцев и троянцев..., а между нами больше 15 веков.
Да что там Гомер, если мы ничего не поняли из Ремарка, Томаса Манна, Бориса Васильева, Валентина Распутина – это ведь совсем недавно, почти вчера.
Рефлексия войны – вечна, как вечна война, из которой не извлечены уроки.
Татоян представил статистику по жертвам азербайджанской агрессии в Карабахе>>
И сегодня мы тоже пишем о войне – пока в коротких постах в социальных сетях, которые уже объединяются в дневники войны или дневники воспоминаний о войне.
Которые из них станут рассказами, эссе, повестями, романами?
Вот одно из подсмотренных в карабахской ленте Facebook-воспоминаний: оно - по ситуации, или, как написала сама автор текста, доцент ВУЗа, которая провела почти всю войну в Степанакерте, "когда пишешь не только о смерти или опасности смерти, но и о попытках сохранить в этом кошмаре и кровавом хаосе человечность и какую-то видимость мирной жизни".
Ее единственный сын находился в это время на передовой, а она помогала там и так, где могла и как умела, попутно подкармливая вмиг осиротевших домашних и бродячих кошек и собак.
Как-то во время волонтерской работы в отеле, она "краем уха услышала, как молодые российские журналисты заговорили о Мандельштаме и его стихах о Карабахе".
Скромная жительница Степанакерта, но "яростный", в хорошем смысле, филолог – русист не выдержала и вмешалась в разговор. Вмешалась профессионально, так как, по сути, случилась целая лекция о поездке Мандельштама по Карабаху и о его стихотворении "Фаэтонщик".
"Журналисты вроде с интересом слушали, видимо, удивляясь нехилым познаниям бармена в области классической литературы.
Но меня уже было не остановить: пленительный мир мировой поэзии и прозы ворвался в отель, бар и подвал, в котором мы все прятались во время бомбежки", - написала она на своей страничке.
Без шума и размаха: Армянская церковь отмечает национальный праздник Бун Барекендан>>
Следующим вечером доцент – бармен - любительница кошек уже с чешским журналистом, великолепно владеющим русским языком, обсуждали особенности творчества Милана Кундеры, "в подвале, под вой сирены воздушной тревоги, не обращая внимания на взрывы и панику собравшихся там людей...". Ей казалось, что в ту ночь бомбили белорусскими Полонезами, а в ее голове тем временем звучала мелодия "Полонеза" Огинского.
"Хотя правильнее и уместнее в этой ситуации была бы все-таки музыка Дворжака", - завершает она свой рассказ.
С какими воспоминаниями об этой войне уехали российские и чешские журналисты, нам не узнать, но то, что они навсегда запомнят скромного бармена-доцента с ее рассказом о Мандельштаме и Кундере с его гротескным сюрреализмом и " невыносимой легкостью бытия", в этом сомнений нет.
Память избирательна: она разбивает воспоминание на фрагменты, одни из которых вбиваются якорем в сознание, другие бесследно исчезают во времени. Поймем ли мы когда-нибудь, почему так происходит?
Современный польский писатель Януш Леон Вишневский написал в одной из своих книжек: "Думаешь, что воспоминание, разбитое на тысячу кусков, перестает быть воспоминанием? А может, тогда вместо одного появляется тысяча воспоминаний... И каждое из них начинает болеть по отдельности..."
Небольшой фрагмент воспоминания степанакертского доцента не содержит ни слова об ужасах пережитой недавно войны, но… как в самом коротком за всю человеческую историю рассказе Хемингуэя: "Продаются детские ботиночки. Неношенные"… больно.