На днях российский телеканал "Культура" пригласил академика Оганесяна в студию ответить на вопросы зрителей. Спрашивали не только о физике, попутно узнали много чего другого. Есть что добавить и автору.
Оганесян о себе. Родился в Ростове-на-Дону, детские годы, включая школу прошли в Ереване, затем учеба в МИФИ в Москве, работа в Дубне, дети и внуки в Америке, жена скончалась, сейчас живет один.
(Добавлю от себя: по форме – так, по сути - всегда в окружении коллег по работе и друзей по жизни).
Дом, в котором он живет, стоит на улице академика Флерова, великого физика, которого одна из гостей студии назвала учителем Оганесяна. Юрий Цолакович уточнил, что учителем для него Флеров был в том смысле, что он не учил Оганесяна – это Оганесян учился у Флерова. Смотрел, вбирал, впитывал, запоминал. Пояснение кажется мне важным.
Неизбежный вопрос, задаваемый физику не только лириками: зачем надо и дальше заполнять Периодическую таблицу Менделеева? Если вдруг кто не знает, 118-й химический элемент таблицы носит имя его открывателя Юрия Цолакович Оганесяна и называется (Og) - Оганесон.
(Таким образом, армяне, которые есть везде, отныне есть и в таблице Менделеева, и это уже навсегда. Спасибо Юрию Оганесяну!).
Но вернемся к вопросу - зачем заполнять таблицу дальше и что это дает науке? Ответ академика Оганесяна: в конечном счете, мы проверяем и тем самым изучаем закон природы, открытый Менделеевым больше чем полтора века тому назад.
Заполнять периодическую таблицу важно, так как мы уже подошли близко к моменту, когда этот закон начинает меняться, причем меняться быстро.
(Меняется все. Неизменна, как смена дня и ночи, разве что таблица умножения. В СССР ее обычно "задавали на лето" после первого класса. Сегодня в российских школах чаще всего таблицу проходят во втором классе, а по стандартам английской системы образования она должна быть выучена к одиннадцати годам).
Армяно-китайское "поднебесье", или Чем Ереван интересен Пекину>>
Аудитория канала "Культура" узнала, что периодическая таблица химических элементов, которую называют "иконой химиков", в XXI веке ставит задачи на переднем крае науки. Крупнейшие ядерные центры России, США, Германии, Японии, Франции, Китая включают в свои основные программы синтез и исследование новых химических элементов. На разработку таких тем тратятся значительные средства, создаются новые лаборатории, строятся новые установки, ускорительные комплексы. С этим связаны большие планы разных научных групп, работающих многие годы в тесном международном сотрудничестве.
А как на открытие Оганесяна отозвался научный мир? Как и должно быть – воздал по достоинствам.
(Не все, сидевшие в студии знали, что Оганесян профессор Парижского и японского (город Кобе) университетов, иностранный член Сербской Академии наук и искусств, почетный доктор Франкфуртского и итальянского (Мессина) университетов, ну и, само собой, иностранный член Национальной Академии наук Армении. Список, оговорюсь, не полный).
Вернемся к академику Флерову, первому директору лаборатории ядерных реакций Объединенного института ядерных исследований в Дубне. Человек, глядя на которого учился молодой Оганесян, скончался в 1990 году. Если не знать, что Флерова больше нет, и, минуя строгую охрану у ворот ОИЯИ, идти к Юрию Оганесяну, то по одну сторону приемной – его кабинет, по другую – кабинет Флерова.
Оганесян оставил его в полной неприкосновенности: стол, кресло во главе стола, бумаги на нем, трость в углу комнаты, фотографии на стенах, в шкафах книги, памятные сувениры. Ощущение такое, будто Флеров вышел на минутку и вот-вот вернется. Называется мемориальная комната.
-Здесь,- говорил мне академик, проводятся самые ответственные совещания, организуются так называемые "мозговые штурмы", приемы почетных гостей.
-А почему здесь?
-Здесь аура другая, здесь стены отдают теплом, здесь вещи напоминают об их хозяине…
(То же самое у Оганесяна дома. Двухэтажный коттедж (один из первых в научном городке), здесь все напоминает о родных: жене, дочерях, внуках, все дышит теплом. В том числе ножи, ложки, вилки (не хочется называть "столовыми приборами"), оставшиеся со времен, когда их раскладывала жена, а держали в руках бабушки-прабабушки, дедушки-прадедушки подрастающих Оганесянов).
Из давнего очерка журналиста Валерия Аграновского.
"Летом 1959 года в Москву двигалась странная процессия. Впереди на мотоциклах два капитана милиции, за ними тяжелый трейлер тащил груз, укрытый брезентом и весящий не менее сорока тонн. В кабине шофер, а рядом молодой человек по имени Юрий Оганесян.
И вот процессия остановилась перед мостом через речку. На знаках написано: сооружение выдерживает одиннадцать тонн. Оганесян немедленно слазил под мост, увидел балки, пробитые снарядами еще во время войны, и понял, что запаса прочности нет: одиннадцать тонн - действительно красная цена мосту. Тогда шофер мрачно посоветовал выйти всем из кабины, заклинить руль, включить скорость, и будь что будет. Оганесян даже не улыбнулся.
Вынул блокнот, сделал кое-какие расчеты и внес контрпредложение: вызвать два вертолета, пустить их сверху над трейлером, закрепив циклотрон на тросах, а трейлер пустить в это время по мосту. Дело кончилось тем, что, не мудрствуя лукаво, пошли в обход, по целине".
Вы уже, очевидно, поняли, что Юрий Оганесян - человек сугубо реалистического мышления. Не зря ведь ему доверили сопровождать циклотрон. От себя добавлю,- заметил Аграновский,- что он еще монтировал установку на месте, как рядовой рабочий, налаживал циклотрон, как рядовой инженер, а потом работал на нем, как экспериментатор. Таким образом, в одном лице мы имеем и экспедитора, и монтажника, и наладчика, и физика".
…. "Оно, конечно, сказать все можно, а ты поди демонстрируй" - любил повторять Менделеев.
Академик Оганесян демонстрирует.