А если пациентом будет их родственник? Первое интервью Армена Чарчяна в статусе депутата

— Да, верно, я первый врач, оказавшийся под арестом. Касательно того, политическое или нет это дело, я дам оценку по окончании судебного процесса. Надеюсь, суд закроет дело из-за отсутствия состава преступления. Не вижу в своих деяниях никакого преступления. А держаться все это время помогала вера. Я сам глубоко верующий человек и если Господу было угодно, чтобы в этот период я находился в этом месте, я принимаю это и не считаю наказанием. Для меня это испытание.

Ровно месяц я был не на свободе. За этот период многое передумал, стал ценить свободу: больше меня никто не будет беспокоить, звонить в 03:00 ночи и вызывать в операционную. Еще я много читал, думал, анализировал, очистил свои мозги от ненужного мусора. Читал достаточно интересные книги - Омара Хайяма, Дао-цзы, "Избранные речи" Уинстона Черчилля, Библию, "Мастера и Маргариту" Булгакова, Ованнеса Туманяна и другое.

— До сих пор стараюсь ограничить общение с пациентами, сотрудниками, чтобы прокуратура не усмотрела в этом попытку повлиять на процесс. В момент ареста было запланировано проведение порядка десяти сложных операций. Обычно в месяц делал около 30 сложнейших операций и корригировал течение порядка 250-300 операций в разных клиниках Еревана, в которых работают мои ученики. И это, не считая около 500 консультаций и консервативных лечений. Мои консультации стоят очень дорого, цена им - улыбка, ибо нет ничего дороже, чем дарить людям улыбки.

— Я никогда не был политиком, это не мое. Всем своим существом - я врач и останусь им. До политики и депутатского мандата я спустился. Это моя гражданская позиция. Когда я был молодым врачом, то делал одну операцию, следовательно, в день спасал одну жизнь. На должности заведующего отделения, мы делали до 10 операций, то есть спасали столько жизней. Потом я стал исполнительным директором медцентра "Измирлян", больница делала 35-40 операций за день, мы спасали 35-40 жизней. Но, к сожалению, этого было недостаточно, я решил использовать все свои знания, опыт, возможности, все то, что приобрел за достаточно интересную жизнь, чтобы повлиять на общество с другой позиции.

Да, я обычный депутат и на большее не претендую. Но факт остается фактом: будучи обычным депутатом я могу повлиять на судьбоносные решения, особенно в сфере здравоохранения. И сделаю все зависящее от меня, чтобы как-то исправить ошибки, которые были допущены за последние три года действующей власти.

— Нужно менять подходы, концепцию здравоохранения. Организатор здравоохранения не должен диктовать лечащему врачу, что делать. Им кажется, что если они сидят в министерском кресле или находятся на должностях, то их решение - самое правильное. Их задача - обеспечить нормальные условия для работы врачей. Но на бумаге одно, в реальной жизни все иначе: пусть придут в 2 или 3 ночи в операционную и посмотрят, как все это организовано, как достается в это время кровь для пациента, у которого сильное  кровотечение.

Главные ошибки - это непрофессионализм и воинствующая глупость. При всем моем уважении к госпоже министру здравоохранения, она очень милейший человек, уверен, что очень хорошая мать, жена, грамотнейший юрист - однако этого недостаточно. Чтобы быть министром здравоохранения, нужно знать все "тайны парижского двора", знать все нюансы лечебного дела, разбираться в общественном здравоохранении.

— Я пока присматриваюсь, так как это для меня незнакомая сфера. До сих пор у нас был какой-то рафинированный парламент — что-то серое в мягких пастельных тонах. Думаю, что нам удастся переломить это и привнести глоток свежего воздуха в деятельность законодательного органа.

— Я сделаю максимум, что в моих силах и там, и здесь. Просто нужно суметь смоделировать работу, а так успеть можно все. Как депутату, мне запрещено заниматься врачебной и лечебной деятельностью. Однако закон не запрещает этим же заниматься в исключительно научных целях. Все мои операции будут больше проведены в научных целях, по исследованию той или иной проблемы. Я смогу обучать и показывать клиническим ординаторам, как нужно оперировать и что нужно делать. Мои консультации как были, так и останутся бесплатными.

Однако как все те, кто изобрел эти запреты и законы, посмотрят на то, если ночью поступит звонок из больницы и меня попросят срочно приехать. А если на операционном столе окажется их родственник, в этом случае, они разрешат его оперировать или нет?! Никто и ничто не может запретить врачу оперировать и спасать жизни, заниматься любимым делом.

— Первой встречи не было, так как за все это время я всего лишь раз побывал в медцентре и то оперировал по настоятельной просьбе родственников пациента, который попал в аварию. Пришел, надел операционную форму, сделал свое дело и ушел. Сейчас я хочу наслаждаться своей свободой, и она мне понравилась. Если раньше за день я получал и делал сам около 140 звонков, то сейчас они сократились до 10.

— Медцентр "Измирлян" принял активное участие в оказании помощи солдатам в дни войны и после. Мы сформировали мобильные группы, в которые вошли хирурги, травматолог-ортопед, анестезиологи, клинический ординатор, операционная сестра, анестезиолог. Группы работали, сменяя друг друга в Варденисе, Горисе, Степанакерте. Даже один из наших врачей был ранен. На тот момент я был главным советником министра здравоохранения по травматологии и ортопедии, корригировал не только кадровые вопросы.

Есть такое понятие как синдром эмоционального выгорания: чтобы этого не произошло, требовал посменной работы врачей. Отправлял новую группу, чтобы находящиеся там, вернулись, отдохнули, в противном случае они могли эмоционально сгореть. В первый же день войны я вышел на связь с нашими друзьями в России и США. Буквально через два дня из России, а через несколько дней из США, ручной кладью были доставлены аппараты Илизарова и внешней фиксации Гофмана. Это было колоссальной помощью, об этом Минздрав даже не знал. Кроме того, приехали коллеги из России и США. Часть ниши закрывали они, другую – мы, местными силами.

По моим подсчетам, сейчас в реабилитации нуждается 10% от общего числа раненых - это тысячи солдат. Не знаю, ведет ли Минздрав работу в этом направлении или нет.

Затягивание реабилитационного процесса усложняет достижение желаемого результата, влияет на качество жизни пациента. Если в раннем периоде не проводить адекватную реабилитацию, потом могут возникнуть осложнения.

— Мой трон - операционная, вне зависимости от того, кто стоит передо мной. Я врач, который лечит Божье создание - человека. Я убедился в том, что каждый народ достоин того правительства, которое имеет. В свете последних событий, произошла переоценка моего народа. Считаю, что в последнее время народ захворал, и потому я пошел в парламент, чтобы лечить эту хворь. При этом не изменилось отношение к пациентам. Я как любил их лечить, так и продолжу. Я благодарен своим коллегам, которые неустанно бились за то, чтобы справедливость восторжествовала, благодарен также тем, кто отказался подписать петицию за мое освобождение.

Мой девиз: если не я, так кто. Кто будет бороться за эту страну, выдворение тупости, глупости, за интеллектуальное, цивилизованное общество. Я не жалею ни о чем, жалею о том, что не сделал или не успел.

— Есть только одно решение - власть должна уйти. Должны уйти те, кто привел нас недальновидным умением вести войну, недальновидной кадровой, экономической политикой, социальным знанием общества к тому, что мы имеем. Три года назад всего этого не было. Мы вышли из болота и попали в огонь.

Потом, когда все успокоится, я вернусь в операционную, чтобы работать со спокойной совестью, без ответственности перед своим народом. Сейчас эта ответственность довлеет.