Российский политолог, научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России Сергей Маркедонов в интервью корреспонденту Sputnik Армения анализирует послевоенную обстановку вокруг Нагорного Карабаха, будущее переговорного процесса и перспективы армяно-турецкого примирения. Беседовал Ашот Сафарян.
– Сергей Мирославович, в прессе все чаще говорится о предстоящей встрече лидеров Армении и Азербайджана. Вообще как Вы представляете судьбу будущих переговоров, когда стороны по-прежнему придерживаются диаметрально противоположных позиций? Армения настаивает на нерешенности вопроса статуса, а Азербайджан отрицает наличие карабахской проблемы в принципе, считая, что после 44-дневной войны вопрос решен…
– Любая дипломатическая встреча не означает прорыва или тождественности позиций. Если позиции сторон совпадают, то зачем тогда переговоры в принципе?! Они как раз для того, чтобы крайние позиции, крайние полюса убрать, сблизить, достичь понимания. Встреча, если она конечно состоится, не будет легкой, безусловно. На официальном уровне будет фиксация, понимание новых реальностей. Говорить, что это завершит полностью все противостояние, также не приходится. Вопрос о демаркации и делимитации границы, например, остается. Что касается переговорных позиций, то хотя в заявлениях от 9 ноября 2020 г. и 11 января 2021 г. не были зафиксированы обновленные Мадридские принципы, там не было сказано, что их там нет. Принципы предполагают освобождение районов с одной стороны и обсуждение статуса с другой. Это две корзины. Если можно сказать, что одна корзина отработана, то вторая продолжает сохранять свою актуальность.
– Следовательно, можно ли ожидать какого-то воздействия извне на Баку, чтобы вернуть его в переговорное русло?
– Я бы не переоценивал степень этого воздействия. Надо понимать, что в отношениях с Баку других игроков проблема статуса Карабаха не является настолько критически важной, чтобы это продавливать. Но попытки придерживаться мирного, диалогового процесса будут предприниматься.
– Азербайджан постоянно говорит о желании подписать мирный договор с Арменией. Есть возможность для этого?
– Думаю, что на данном этапе это проблематично. То, что к этому надо готовиться, вопросов не вызывает. Но есть вопрос условий мирного договора. А условия могут быть по-разному сформулированы.
– Существует некий нарратив о том, что это Москва дала отмашку на развязывание 44-дневной войны. Насколько адекватно такое представление?
– На Западе довольно популярно представление, согласно которому отношения Путина и Пашиняна стали ключевым фактором войны. Но я так не считаю. Пашинян действительно пришел к власти в результате революции. Такая форма получения власти в Кремле не очень приветствуется. Но за два года на тот момент пребывания у власти Пашинян не сделал ровным счетом ничего, что могло бы обеспокоить российскую внешнюю политику. Тот концепт, который применяется к Грузии Саакашвили, совершенно неприменим к Армении. Я просто напомню, что Пашинян отправил военно-гуманитарную миссию в Сирию, чего не было при Серже Саргсяне. Обвинения по поводу Гарегина Нжде и его глорификации – это опять таки было актуально при власти Саргсяна. Пашинян не манифестировал выход из ЕАЭС или ОДКБ. Знаете, такие разговоры из серии эстетической вкусовщины. Российская политика не руководствуется вкусовщиной. К тому же любые попытки изменения статус-кво кем-то без участия Москвы, не слишком положительно воспринимаются в самой Москве. Поэтому я не стал бы говорить, что Москва была заинтересована в военном решении. То, что мы называем "планом Лаврова", уходит корнями к обновленным Мадридским принципам. Это освобождение районов, статус и миротворцы. Эти три элемента были и повторялись на протяжении многих лет. Я не вижу здесь какого-то "ноу-хау". Когда говорят, что миротворцы должны быть международные, то давайте тогда разделять понятия коллективного миротворчества от миротворчества международного. Российские миротворцы – это международные миротворцы. Я напомню, что западные страны поддержали размещение российских миротворцев, об этом и президент Франции говорил официально. Здесь не было серьезных возражений. К тому же по итогам войны Россия получила довольно серьезное усложнение повестки дня. Даже ситуация на Кавказе гораздо больше стала спаяна с сирийской повесткой. Сказать, что Москва этого хотела, мягко говоря, спорно.
– Власти Армении демонстрируют желание наладить диалог с Турцией. Время от времени звучат заявления и взаимные месседжи со стороны высоких чинов. Можно ли говорить о каком-то процессе сейчас?
– Я думаю, что быстрых прорывов здесь быть не может. Насколько я помню, еще Левон Тер-Петросян, сперва в бытность лидером АОД, затем в должности президента говорил, что нужно оставить в сторону враждебность. Были же попытки наладить отношения, были визиты известных турецких дипломатов в Армению в начале 90-х, были попытки улучшить отношения по линии ОЧЭС. Я думаю, что любой лидер Армении будет заинтересован в улучшении отношений с Турцией. Потому что есть некий националистический нарратив, а есть реальность. Когда твой сосед – страна с 80-миллионным населением, имеющая вторую по величине армию в НАТО, то ты будешь заинтересован в том, чтобы как-то находить диалог с ней. Конечно, другой вопрос, какой ценой это делать, на какой основе и т.д.
– А есть угроза, что эта цена для Армении будет слишком высокой?
– Думаю, что это угроза всегда существует. И здесь крайне важно понимать опять же, кто из внешних игроков может эту цену уменьшить. И то, что говорят о "российском следе" как данность, то хочу сказать, что это не данность. У России много внешнеполитических приоритетов. И в том, что, скажем, в ситуации 1993 года турецкая армия не вмешалась открыто, была немалая заслуга России. Кто бы что ни говорил, фактор Москвы всегда амортизирует существующие здесь риски, даже если Москва ничего не делает, а просто обозначает некоторые интересы. Нужно понять, что реально представить здесь французских миротворцев невозможно. Почему Макрон 10 ноября не сказал, что они тоже хотят участвовать в процессе. Ведь не сказал же. А бросает время от времени какие-то заявления "мы поможем", "мы вмешаемся". Но не вмешается. Это все говорится для внутренней аудитории. Есть Марин Ле Пен, которая разыгрывает карту исламофобии, говорит о турецкой угрозе. Макрону нужно перехватить инициативу, вот и все. Есть еще попытка немного отыграться на Средиземноморской карте. Нужно просто понять, что такого уровня вовлечения, как российское участие, больше не будет с чьей-либо стороны.