Старый Тифлис: что стало с домом купца Мартиросова

Ростом Мартиросов, кроме Доходных домов, содержал лавки с мануфактурным и галантерейным товаром в караван-сарае А. Манташева на Сионской улице. Доход этому предпринимателю приносил также кирпичный завод, который был расположен в районе Ваке. Заводом, конечно, можно назвать с большой натяжкой производство, на котором занято 18 человек, но тем не менее. Судя по всему, кирпичное производство не было его основной статьей дохода. У Ростома Аваковича была большая семья. После советизации сестра по имени Марго, как говорят жильцы дома, помнящие первых владельцев, уехала в Америку. У Мартиросова было трое детей. Сын Тигран и две дочери Мила и Лена. Тигран, повзрослев, съехал из этого дома, женился. У него родилась дочь, которую назвали Дареджан. По информации тех же жителей, внучка Мартиросова живет сейчас в районе Ваке. В доме же остались его дочери. Сестры жили до конца своих дней в этом доме, в двух комнатах, одна из которых примыкала к живописному флигелю. Обе были не замужем и бездетны. Мила ушла из жизни в начале 70-х, а Лена – в конце 80-х.

Память о первых владельцах живет теперь уже в воспоминаниях сегодняшних жильцов. Есть в доме и одна деталь интерьера, напоминающая о другой, дореволюционной жизни – печь. Я наша ее в квартире одной из жительниц дома. И впервые приятно удивилась состоянию этой печи. Выглядела старинная изразцовая печь отполированной, прям как напомаженная и завитая дама преклонных лет. Оказалось, что хозяйка квартиры регулярно моет ее и вытирает насухо. Не далее как этой зимой, они отапливали ею квартиру, работает печь исправно. Есть еще порох в пороховницах.

– Мы все пережили страшные времена в 90-е, – рассказывает жительница дома. Ни работы, ни денег и ребенок маленький. Словом, нужно было найти какой-то выход. И я подумала тогда, что нас выручила бы печь. Тут хозяйка кидает теплый взгляд на изразцовую печь. При этом смотрит она на нее с такой теплотой, будто просит прощения за былые прегрешения. И продолжает: – Мы решили ее продать. Нашли покупателя в Питере. Нам за нее давали и по тем временам большие деньги. И вот наступил час икс. К нам пришел мастер, должен был начать ее разбирать. Это же колоссальная по трудоемкости работа. Нужно аккуратно снять каждый изразец. Он положил инструменты на шкаф, и все… На этом закончилась вся история. Мы не смогли с ней расстаться. Поэтому сейчас мне особенно больно ее оставлять.

Дело в том, что жильцы решили продать квартиру. Съехать хотят они из-за тесноты. Моя собеседница живет в двух маленьких комнатах с сыном, его супругой и двумя внуками. Есть еще кухня, которая находится дальше по коридору, отдельно.

– Теснота, к тому же коридорная система, – сетует она грустно. – То, что не замечается, к слову, по молодости, с возрастом начинает раздражать. Все больше хочется изолированности, а в старых домах остаться наедине с собой практически невозможно, ты постоянно на виду. Мне кажется, люди повсюду стали менее чувствительны. Я стараюсь никого не беспокоить. И раз уж выпало нам жить в таком доме, уважать покой своих соседей. Я так устроена. Но мои сегодняшние соседи об этом не особенно заботятся. Все меньше в людях деликатности, тонкости что ли. И по итогам, страдают те, кто в меньшинстве.

Моя новая знакомая говорит о том, что им нужно как-то устраивать быт. Если бы у них была бы возможность купить квартиру, не продавая эту, в которой она прожила 40 лет, они бы обязательно так и поступили.

Реставрация и теория о пустом стакане

В доме закончился первый этап реставрации. Фасадная часть дома восстановлена, укреплен фундамент. В парадной же стены подготовлены к восстановлению росписей, которые были скрыты много лет под толстым слоем штукатурки.

– Я родилась в этом доме, – рассказывает Изабелла, проживающая на втором этаже. – Но не помню, чтобы за 50 с лишним лет в нем проводилась реставрация. Во времена коммунистов красили подъезд, штукатурили. Теперь же дом фундаментально укрепили и сделали все основательно. – Я постараюсь не уходить из этого дома. Никогда, – продолжает Белла. – И не только потому, что я родилась и прожила тут всю жизнь. А потому, что тут жили еще мои дедушка с бабушкой. Причем с обеих сторон, потому что папа с мамой жили тут по соседству, так и познакомились. Мамины предки поселились тут в 20-х годах, папины попозже. Стены этого дома помнят много радостных событий. Есть у Беллы и любимое место в доме. Этот тот самый флигель, что расположен на углу. Оказывается, в нем жил ее двоюродный брат, который затем уехал в Москву. Много лет назад они сидели в этом флигеле и пили кофе.

Слушаю Изабеллу и по-доброму ей завидую. – Когда я смотрюсь в старое зеркало, то думаю о том, что еще мои дед с бабушкой в него гляделись. И это наполняет предмет какой-то другой, особенной энергией и смыслом. Для многих старые вещи – всего лишь ненужный хлам. А для меня они представляют большую ценность. Помимо прочего у каждого дома есть своя энергетика. Не каждому дано ее прочувствовать – у некоторых энергетическое поле открытое, а у других закрытое. Есть дома, заходишь, и в них на тебя что-то очень сильно давит, и тебе хочется поскорее оттуда убежать. А в других, наоборот, хочется остаться надолго. Дом купца второй гильдии Мартиросова обладает именно этим свойством – притягивать своей солнечной аурой внутрь.

Выхожу из дома, бросаю на него последний взгляд. И вижу, что он улыбается в ответ. Но улыбается как-то грустно. Будто понимает, что все споры вокруг восстановления старых домов сродни теории о полном и пустом стакане. И люди, как и тысячу лет назад, будут делиться на тех, для кого наполовину наполненный стакан будет восприниматься полным, и тех, для кого он будет считаться пустым.