Раненые армянские военные начинают жить сначала, или О боли и памяти о войне в искусстве

Эрик Григорян родом из Карабаха, из города Шуши. В семье Григорянов патриотизм передается по наследству. Бабушка Зина - участница первой Карабахской войны, по сей день неизвестно, погибла ли она или попала в плен. Отец Эрика - участник трех войн, двое старших братьев прошли апрельскую войну. В 44-дневной же войне участвовали сразу три члена семьи: отец, один из братьев и сам Эрик. Все – на разных участках фронта.

Когда началась война, Эрику оставалось четыре месяца службы в армии. Он был механиком-водителем танка, вследствие взрыва кассетной бомбы получил ранение 24 октября в Матагисе. Он не хочет вспоминать те дни, рассказывать о них, как только начинаю задавать вопросы, мрачнеет и уходит в себя.

Он проходил лечение в больнице "Эребуни", когда в ту же палату к нему доставили и раненого отца. Они находились в больнице, когда узнали, что Шуши пал, а их дома больше нет.

Наряду с физическим восстановлением нужно было прийти в себя также психологически, и в этом помогла новая профессия.

Для бронзовых миниатюр решили сделать пьедестал из особого, дорогостоящего материала – белого мрамора.

Эрик признается: его скульптуры - о разных эмоциях, раздумьях и переживаниях. Когда у него возникает мысль, от которой трудно отвязаться, он начинает творить, воспроизводит ее и откладывает в сторону. Каждую скульптуру он сопровождает текстами о том, что было пережито. Он мечтает стать известным скульптором, представлять Карабах и Армению по всему миру. Надеется, что однажды у него появится возможность творить в своей мастерской в ​​Шуши.

Тиграну Мкртчяну 25 лет, он участник двух войн. Во время апрельской войны был солдатом-срочником. В июле того же года был ранен в ходе боевых действий.

Несмотря на ранение, Тигран не мог остаться безучастным и во время 44-дневной войны записался добровольцем и ушел на передовую с друзьями, пробыв там до последнего дня, выполняя самые разные обязанности, начиная от дежурства на постах и заканчивая доставкой хлеба солдатам. Вернулся с войны и женился: маленькому сынишке Ваче нет еще и года. Даже во время недавних сентябрьских событий, хотя ​​и на плечах уже лежит ответственность отца семейства, в первый же день он записался добровольцем.

"Я не художник, не живописец и не врач, но сам себе придумал терапию", — говорит Тигран, показывая свои самобытные работы. Несколько месяцев назад он стал рисовать, ваять, создавать коллажи из разных материалов. Все что попадает в руки Тиграна, будь то разбитое зеркало, пенопласт, гвоздь, нитка, превращается в произведение искусства. Говорит, что эта терапия помогла ему облегчить как психологическую, так и физическую боль (шутит, мол, даже врачи не смогут назвать весь список его болезней), побороть возникающую иногда злость, связанную с недостатком внимания со стороны государства (вернувшись с войны, Тигран не мог найти работу).

"Поэтому мои работы такие разные, когда смотришь, кажется, будто это дело рук разных авторов", - поясняет Тигран. Говорит, что сил ему придает мысль, что он творит для всех.

Вскоре у Тиграна состоится первая выставка-продажа в Реабилитационном городке героев имени Ваагна Асатряна. Полученную от продаж выручку планирует направить на новые программы, в первую очередь, на поддержку детей погибших военных.

В отличие от Эрика и Тиграна, 25-летний Петрос Эфенджян рисовал и до войны, но, по его собственному признанию, "изредка".

Показывает две свои работы. На одной из них изображены зло и добро, а на другой - воплощение зла и добра в едином образе.

"Они вперемежку кружат по миру, я выделил место, "границу", за которой остаются только добрые силы. Сначала у меня не было в мыслях рисовать что-то подобное, нарисовал, и вышло то, что вышло".

В первый же день 44-дневной войны Петрос и его двоюродный брат вызвались на фронт добровольцами. 14 октября он был тяжело ранен, взрывом осколочной бомбы его отбросило к стене, были сломаны позвонки, поврежден спинной мозг. После прохождения реабилитационного лечения Петрос принял серьезное решение - пожить какое-то время в одиночестве.

После войны часто возникали мысли, которые хотелось записывать. Со временем, по мере преодоления переживаний прошлого, таких мыслей становилось все меньше и меньше.

"Кажется, Буковски (американский писатель Чарльз Буковски - ред) говорил, что писатели — отчаянные люди, когда рождается надежда, перестаешь быть писателем. Я тоже это почувствовал: когда я счастлив, живу повседневной жизнью, вдохновение куда-то пропадает. Это меня нервирует, хочу писать, но творческие мысли не приходят. Потом, когда погружаешься в свои мысли, заново переживаешь свою боль - вот тогда и получается новое произведение. Думаю, я пришел в этот мир не для того, чтобы стать писателем, это был мимолетный эпизод в моей жизни, который прошел".

Петрос считает, что нужно высвобождаться от эмоций, независимо от того, хорошие они или плохие, чтобы освободить место для новых. Так и живет. Сегодня покой и силу он находит в физическом труде, начал изготавливать вешалки, а это для него не только физический труд, но и творчество.

Клинический психолог Марина Казарян, занимающаяся одним из направлений арт-терапии - глинотерапией, поясняет, почему многие начинают творить, вернувшись с войны. Она говорит, что с одной стороны, человек сам идет к этому, исходя из внутренних побуждений, зачастую даже подсознательно, с другой стороны, арт-терапия включена в реабилитационные программы.

Арт-терапия или лечение искусством также содержит в себе защитный механизм, он дает осознание того, что ты важен для общества.

"Этим парням объясняют, что все нужно начинать сначала, а занятие творчеством и становится началом чего-то нового", — добавляет Марина.

Эксперт также отмечает, что движущей силой для творчества проходящих реабилитацию военных послужили трудности и будут ли они продолжать творить после того, как все затруднения будут преодолены – остается под вопросом.