Снимать на телефон (и не только) все, что попадется на глаза, давать вкусовые оценки СВО, сообщать о дислокации войск, назначении и защищенности гражданских объектов, распространять информацию из области военной деятельности Российской Федерации пока специальная военная операция не завершилась, уже не получится. Придумано не сегодня, работает не только в России.
Военнослужащим многих западных стран знаком приказ не пользоваться соцсетями, им также запрещено размещать в интернете данные геолокации, фото- и видеоматериалы о себе и других военнослужащих.
Более того, новобранцам некоторых стран НАТО разрешается позвонить родным только в день прибытия, в первую неделю, в течение четвертой и в конце седьмой недели службы. В остальное время солдаты могут разговаривать по телефону только с разрешения командиров. Заметим, звонки производятся в присутствии представителя штаба подразделения.
А теперь из личных воспоминаний на заданную тему. В установленные дни немногословный молодой человек в форме офицера КГБ СССР заходил куда надо, срывал пломбы с чего надо и делал то, что надо. А надо было сделать так, чтобы возможность прослушивания телефонных переговоров высшего руководства была сведена к нулю.
Откуда об этом знаю? Как раз оттуда – из линейно-аппаратного зала (ЛАЗ) междугородней телефонной станции министерства связи бывшей Армянской ССР, где в студенческие годы подрабатывал помощником монтера.
Там, в углу просторного помещения, находился многократно запломбированный металлический шкаф, куда входили кабели телефонов ВЧ – самых главных телефонов всей советской страны. Офицер открывал шкаф, затем чемоданчик, доставал оттуда инструменты и приступал к работе. Работа называлось "профилактика". Через пару часов, завершив дело, офицер заново всесторонне пломбировал шкафчик, закрывал чемоданчик и уходил. За утечку государственных тайн страна могла не беспокоиться.
Два слова о том, что такое телефоны ВЧ и чем они отличаются от сегодняшних мобильников? Ну, во-первых, мобильники нынче чуть ли не в карманах у первоклассников, тогда как телефоны ВЧ стояли на столах самое большее десяти-пятнадцати самых высоких руководителей республики.
На столе они представляли собой аппараты чуть больше обычных, цвета слоновой кости, с наборным диском и гордым гербом СССР на нем. Набрав две цифры важный абонент напрямую соединялся с равным себе или еще более важным на том конце провода, и мог быть абсолютно спокоен за конфиденциальность разговора. Говорили о разном.
Вообще-то, режим секретности в те времена вводился в повседневный обиход чуть ли не с младых ногтей. Плакат с сердитой дамой в косынке, прижимавшей к нецелованным губам палец, и предупреждавшей: "Не болтай! Враг подслушивает!", держал в тонусе многие поколения советских людей.
Еще одно воспоминание и снова о том же. Дело было в конце шестидесятых. Под впечатлением от бестселлера Роберта Юнга "Ярче тысячи солнц", рассказавшем о создании в США атомной бомбы, мы, трое вчерашних друзей-однокурсников, отбили телеграмму четвертому. "Запасы тяжелой воды кончились. Проект под угрозой срыва. Юнг в ярости. Шлите продукт срочно!".
"Продукт" – домашнее вино, которое привозил или посылал нам с оказией наш друг-филолог Роберт Кайцуни, направленный учить школьников грамоте в село Джанфида. Село было не простое, а приграничное. Въезд-выезд по пропускам, все под контролем пограничников и вдруг "тяжелая вода", "проект" и какой-то Юнг явно не советского происхождения…
Первым к людям со строгими лицами был вызван посылавший телеграмму Артур Киракосян. Затем объясниться пригласили Роберта. Он явился с книгой американского тезки, но это ничего не значило – помогло поручительство командира погранзаставы Джанфида, капитана Зубкова, с которым, сдружившись, Кайцуни нередко дегустировал ту самую "тяжелую воду". Словом, на этот раз обошлось, а другого мы уже и не искали. Поняли – что в граничащей со страной-членом НАТО республике делать можно, а что нельзя и почему.