В Ереване шестидесятых хорошо знали как тех, кто был в законе, так и тех, кто в авторитете. Еще лучше знала их милиция. Но, как говорится, не пойман — не вор. Между тем, и после поимки вором становился вовсе не каждый. Вор в законе – это элита преступного мира с жестким кодексом криминальных традиций и исключительным уровнем закрытости и конспиративности. И Юрий Ервандович был вором в законе.
Однажды ночью
"Дки Норик", которого в Ереване тоже знали все, состоял в авторитете, но и этого хватало, чтобы относиться к нему с должным уважением и не делать лишних телодвижений. Когда-то Норик жил на одной из крутых (в смысле рельефа) улочек Конда, откуда, собственно, и прилипло к нему это самое "дик" (подъем). Между тем, Конд славился не только крутым рельефом, но и крутыми парнями. Норик был таким, но прошло время, и он стал одним из самых-самых. Вначале в Конде, позже — во всем Ереване.
Примечательная особенность братков того времени – стремление завязывать дружеские отношения с богемой: писателями, артистами, певцами, не были исключением и журналисты. Потому, когда ближайший друг "Дки Норика" — Вруйр, которого я до того не знал, предложил пообщаться с Нориком, которого я тоже не знал, для чего ему это понадобилось, можно было не объяснять. Но дело в том, что это было интересно и журналисту. Короче, однажды вечером мы оказались на Севане в ресторане "Ахтамар".
По дороге туда – обычный разговор армян, когда с пылу, с жару находят общих знакомых, друзей, а то и родственников. С родством, правда, не сложилось, зато выяснилось, что Вруйр живет в соседнем доме, Норик женат на моей однокласснице красавице Вере, а вот с третьим пассажиром, мужчиной на вид постарше всех – никаких завязок. Норик с Вруйром, хоть и были с ним накоротке, но обращались по имени отчеству – Юрий Ервандович.
"Чучело" армянского министра: почему самый человечный "привет" чиновника всегда прощальный?>>
На обратном пути "Волга" вдруг остановилась. Вруйр вышел из машины, покопался под капотом, но ехать дальше машина отказывалась. И тогда за дело взялся Юрий Ервандович. Поколдовав в кромешной тьме минут десять, он сел за руль и завел двигатель. Удивила не скорость ремонтной работы, а то, что проделана она была вслепую. Как?!
Дело в том, что Юрий Ервандович начинал свою карьеру в криминальном мире с "щипача". Даю справку из энциклопедии.
"Щипач" — вор-карманник. Действует часто "пиской" — лезвие бритвы либо хорошо заточенная монетка, необходимая для надреза кармана, дамских сумочек".
Однако, виртуозное владение инструментом для вскрытия дамских сумочек от тюрьмы не спасло — однажды молодой карманник был схвачен за руку и оказался за колючей проволокой.
Хирургия в зоне специального назначения
А вот теперь автор настоятельно рекомендует посмотреть на картину художника Нестерова "Портрет хирурга Юдина" (холст, масло, 80 х 90), чтоб увидеть главное — руки дважды лауреата сталинской премии, академика, члена хирургических ассоциаций почти всех европейских стран и США. Что не помешало арестовать его "за шпионаж" и сослать на десять лет в Сибирь, где академик хирургии встретился с профессором карманного промысла. Познакомились и вскоре стали делать одно дело. Как, зачем, что общего?
Если б художник Нестеров взялся рисовать портрет "щипача" Юрия Кариняна, главным в картине, скорее всего, опять же стали бы руки. Точнее, пальцы — тонкие, чувствительные, с нервом на кончиках, можно сказать, артистичные. Такие бывают у скрипачей и пианистов – важный инструмент для извлечения правильного звука. Такие же нужны "щипачам" — для извлечения кошельков из карманов.
Хирургу Юдину, практикующему тогда в тюремном лазарете, они приглянулись для другого – он упросил начальство отдать ему собрата по зоне в ассистенты. Не отказали. Так, в буквальном смысле рука об руку, они проработали не один день. (В 1953 году Юдин был реабилитирован, возвращен в Москву, вновь работал и оперировал в "Склифе", но через одиннадцать месяцев умер от инфаркта).
Эти подробности биографии Юрия Ервандовича стали мне известны позже, иначе не стал бы удивляться ловкости рук без какого-либо мошенничества, увиденного темной ночью на автотрассе Севан-Ереван.
Позже с Нориком мы время от времени общались. Потом, как любят показывать в гангстерских фильмах, его расстреляли в парикмахерском кресле. А несколько лет назад скончался и Вруйр.
Хдо и другие
Хдо поставлен впереди других только потому, что друг с детства, в котором его звали Радик. Курировал центр Еревана (прежде всего кинотеатр Москва с прилегающими улицами), а также город Сочи (главным образом гостиницу "Жемчужина" с окрестностями). Место дислокации в Ереване – помещение в театре имени Станиславского, затем первый этаж Дома журналистов на Пушкина, где открыл казино.
Русских армяне понимают "правильнее", или Разводные мосты западной пасторали>>
Опять же о пристрастии к богеме. На шестидесятилетии Радика за столом сидели все главы творческих союзов – это по форме.
По жизни крепко дружил с Кобзоном, Якубовичем — приезжал в Ереван по приглашению Радика. По случаю чего был совершен матах – жертвенного барана зарезал у ног дорогого гостя, чем привели его в некоторое смущение. Как бы там ни было, а хашлама Якубовичу очень понравилась.
Крепко дружил друг-Хдо с академиком филологии Левоном Мкртчяном, музыкантом Дживаном Гаспаряном, вице-президентом ФИДЕ Ваником Захаряном. Непоправимое упущение – то ли понадеялся на память, то ли слишком вкусны были обеды, но колоритные рассказы старожилов о Ереване и ереванцах надо было записать в любых обстоятельствах. Включая состояние "навеселе".
Еще из "других". Псевдоним "Школ", в миру Рафик. Хирург, выпускник ереванского меда. Бесспорный авторитет. Рассказывают, будто пациенты платили за то, чтобы операцию делал не он.
Дно и Амур – братья. Жили на улице Абовяна, напротив гостинцы Ереван. (Дно – от реки Днепр, Амур – соответственно). Бесспорные авторитеты. Не пересекался, потому ничего сказать не могу. Кроме того, что с ними лучше было дружить, чем не дружить.
"У нас так не принято", или За что в Армении можно заработать оплеуху>>
А как они сами между собой? На словах – как бы свои среди своих, на деле – чаще всего враждовали. Как, впрочем, и многие сегодняшние — с авторитетом или без.