Кировакан, в котором жили мои дедушка и бабушка, отделался "небольшой кровью". В городе разрушился лишь один спальный район…
Страшная дорога в никуда через стертый с лица земли Спитак
…Но мы-то с папой, сразу как в Ереване стало известно о трагедии, рванули именно туда. К своим. К дедушке с бабушкой. К моей сестре-школьнице, которая жила у них. К тетке с семьей…
В первые часы после бедствия о Кировакане не было известно ничего. Никакой телефонной связи, никакой информации ни по радио, ни по телевидению. Так что выезжали мы на нашей "Ниве" буквально в никуда где-то через час после трагедии.
На первом отрезке пути (до Аштарака) запомнилось лишь, что никаких машин навстречу и плотная колонна, направляющихся "туда", в страшную неизвестность.
В самом Аштараке, пока стояли в очереди у моста (тогда был лишь старый, небольшой мост в центре города), начали попадаться автомобили навстречу. С включенными фарами, с сигналами, на высокой скорости… Нам потребовалось некоторое время, чтобы понять – везут раненых. Вот тогда у тех, кто рвался из Еревана "туда", началась настоящая истерика.
А уж когда после Аштарака не только кареты "скорой", но и "Жигули" с "Волгами", с включенными фарами и сигналами пошли сплошным потоком навстречу, до сознания начало доходить, что "там" случилось что-то действительно страшное. И нога уже сама нажимала акселератор старенькой "Нивы" до упора…
Число пострадавших от Спитакского землетрясения могло быть меньше: вспоминает спасатель>>
Первое разрушение помню, как сегодня. Это была автобусная остановка на трассе, сразу же после Апарана. Железобетонное сооружение (таких в советское время было много по маршрутам следования междугородних автобусов) было словно вывернуто наизнанку и торчало наружу, во все стороны, досками внутренних скамеек и толстыми прутьями арматуры.
Потом уже помню длиннющую, многокилометровую очередь автомобилей, застрявших в самом центре Спитака. Обрушились все жилые многоэтажки, буквально похоронив дорогу, ведущую через город. А истерика водителей, увидевших масштаб разрушений и спешащих в Ленинакан и Кировакан, доделала остальное.
Рвущиеся на машинах на помощь сметенным с лица земли городам люди встали намертво в многокилометровой пробке. Крики, ор, разбитые машины, пытающиеся пробиться через развалины, множество аварий, на которые никто не обращал внимания, – вот что такое был Спитак в первые часы после удара стихии.
Нам с отцом повезло в том плане, что мы были на "Ниве", которых тогда в Ереване было раз-два и обчелся. Просто съехали с трассы, заехали в какие-то тупики в пригороде Спитака, переехали несколько завалов частных домов и вырвались в поле.
Помню лишь страшные развалины, оказавшиеся школой. Сознание отказывалось воспринимать очевидное – что из-под этих завалов никто не выбрался, никого вокруг нет, и в первые часы никто не пришел спасать детей. Отказывалось воспринимать, что рядом – лишь тело мужчины без головы… А нога продолжала давить на акселератор, выжимая из мотора все возможное.
Проспект, "Бакале", и только бабушка может, как наседка, прикрыть сразу 30 детей
Вырвались в поле и дальше, кругом объехали Спитак с его развалинами и тысячной пробкой застрявших в городе машин. По каким-то канавам, грядкам пробились на ту сторону стертого с лица земли города, выехали на пустую трассу, ведущую в сторону Кировакана.
"Никогда не забуду великий армянский народ": Рыжков вспоминает страшные дни в Ленинакане>>
Оставшиеся 20-30 километров по сторонам не смотрели. На смешанные с землей развалины огромного спитакского элеватора даже внимания не обратили – рвались в Кировакан… Который встретил абсолютной пустотой центрального проспекта. А ведь такого попросту не бывает.
В город, видимо, мы с отцом из Еревана успели приехать первыми. Все остальные застряли в Спитаке, а мы, благодаря "Ниве", проскочили. Проехали химзавод, который выглядел полностью нетронутым. Но покинутым, пустым.
Первые развалины в городе моего детства увидел именно тут, на проспекте (тогда он назывался Ленина). Крыша угловой пятиэтажки обрушилась прямо на перекресток, похоронив под обломками чью то белую "двадцатьчетверку".
Даже не скажу, были в ней люди или нет, – до дедушкиного дома оставалось лишь сто метров. Все внимание было сконцентрировано на двухэтажном здании, которое в Кировакане прозвали "Бакале" — по названию бакалейного магазина на первом этаже.
На первый взгляд дом был целый и невредимый, никаких даже трещин. А во дворе, в центре детской спортивной площадки, на которой мы в детстве играли в баскетбол, сидела бабушка, как наседка, собрав вокруг себя более тридцати малышей и прикрыв некоторых полами своего длинного пальто.
"Зона бедствия": как и когда правительство Армении решит жилищную проблему свыше 500 семей>>
Тогда не к месту подумалось – только бабушка может умудриться собрать и разместить под своим подолом столько малышей. Ну, чтобы не подходили детишки к зданиям, которые, оказывается, буквально качались и каждую минуту грозились рухнуть…
А потом была самая страшно холодная в моей жизни ночь (в ночь после землетрясения было страшно холодно, свидетели подтвердят). И еще был дед, который так и не пустил нас подойти близко к шатающемуся зданию. Мы хотели оттуда вытащить двери, мебель, чтобы поддерживать костер, который развели в центре игровой площадки.
Дедовы яблони и плачущий брат-грузин с хлебом и одеялами
Дед просто взял и своей недрогнувшей рукой спилил все три яблони под окнами нашего дома. За этими яблонями, сколько себя помню, дед ухаживал, словно за малыми детьми. Ранним утром поливал, как-то специально обрабатывал почву под деревьями. Дико ругал нас, молодежь, если вдруг кто решался полакомиться незрелыми яблоками.
Ну и яблони благодарили деда огромными, 200-300 граммовыми краснощекими плодами. Кстати ими, зрелыми, он угощал всех, кто проходил мимо нашего двора.
Новый год после Спитака: что ранило российского журналиста в самое сердце>>
А этой страшной холодной ночью дед попросту спилил все три яблони, сам приволок стволы к костру. И лишь потом, уже подальше от шатающегося здания, крикнул мне, чтобы я распилил их и подкинул дрова в огонь.
Я пилил и глотал слезы, рубил – и перед глазами чернело… Но было очень холодно, и детям нужно было тепло.
Ну и еще помню, как в эту страшную ночь к нам во двор заехала табачного цвета "шестерка" с грузинскими номерами. И вышедший из-за руля дородный мужчина, плача навзрыд, открыл багажник и стал выгружать оттуда одеяла и нехитрую снедь – сыр, шоти (хлеб такой в грузинских деревнях пекут), какие-то фрукты. И все это доставал, рыдая и приговаривая что-то по-грузински.
Оказалось, приехал из какой-то деревни, что в Грузии, через Степанаван. Привез, что успели и смогли собрать сельчане в качестве помощи. В самом Кировакане случайно заехал в тот район, где обрушились здания. Забыл о том, что помощь в машине, кинулся помогать разбирать завалы, находить пострадавших и погибших.
Только ночью вспомнил, что в багажнике – теплые одеяла и хлеб. И его тут же послали во двор, где у костра греются дети. Грузин плакал и жаловался, что никого живого найти так и не смогли — одни погибшие...
Грузина этого никогда не забуду. И в его лице даже сейчас, через тридцать лет после той страшной трагедии, хотел бы поблагодарить наш братский соседний народ. В Кировакан, стоящий ближе к грузинской границе, чем к Еревану, они на помощь успели первыми. Огромное им человеческое спасибо.