Три табу Хачатуряна для прессы, или Каким он был։ откровения 91-летнего друга композитора

Вокруг личностей такого масштаба, как наш великий соотечественник Арам Хачатурян, всегда ходит множество слухов и легенд, обрастающих с течением времени все новыми и далеко не всегда достоверными деталями. Об Араме Ильиче говорили, что, дескать, вспыльчив и своенравен, скуп и не так чтобы сильно патриотичен.

В эксклюзивном интервью Sputnik Армения писатель-публицист Асатур Гюзелян ломает некоторые стереотипы и делится весьма любопытными и малоизвестными деталями не только о Хачатуряне-композиторе, но и Хачатуряне-человеке.

Рассказывая о создании "Танца с саблями", Гюзелян с гордостью отметил, что он был одним из тех немногих, кому композитор писал исключительно на армянском языке.

В 70-х годах прошлого столетия епархию ААЦ в Великобритании возглавлял архиепископ Нерсес Позапалян, который приходился Гюзеляну двоюродным братом. Он и сообщил ему, что Арам Хачатурян находится в Лондоне, а в отеле "Дорчестер" планируется его пресс-конференция. Гюзелян, не раздумывая, поехал туда, тихо устроился в углу и стал молча наблюдать. Внезапно Арам Хачатурян вскочил со своего места, поприветствовал собравшихся и через переводчика заявил, что пресс-конференция состоится, только если будут соблюдены несколько условий.

"Первое: вы все время в своих газетах пишете "русский композитор". Я не русский, я - армянин. Не поймите меня неправильно, я очень люблю русский народ, но мои мать и отец армяне. Поэтому можете писать армянский, либо советский композитор.

Второе, вы многого не знаете о нашем народе, вы должны обязательно отметить, что Армения – это та страна, которая первой в мире приняла христианство в качестве государственной религии.

И третье – самый первый христианский храм на свете построен в Армении и называется Эчмиадзин. Если будете уважать эти условия, можете транслировать конференцию по телевидению и напечатать материалы в газетах", - заявил Хачатурян.

Гюзелян признается, что был шокирован — до мурашек, потому что до него доходили слухи, будто Хачатурян совсем не патриотичен, не хочет общаться с соотечественниками и тому подобное. А на следующий день, вспоминает писатель, на передовицах всех британских газет появились материалы со следующим заголовком: "Арам Хачатурян заявил, что он не русский, а армянин".

Тем вечером Хачатурян удивил писателя не единожды. После пресс-конференции архиепископ Нерсес представил композитору своего кузена. Надо сказать, что в те годы Гюзелян курил трубку, что страшно не понравилось его великому соотечественнику. Хачатурян вспылил: "Уберите эту трубку, рядом со мной нельзя курить!".

Какой же несдержанный человек, подумал Гюзелян. Помявшись еще с минуту, он попрощался и направился к выходу. Хачатурян его окликнул: "Молодой человек, вернись, извини, что накричал. Я недавно перенес операцию и очень плохо переношу дым. Невежливо я поступил с тобой. Ты завтра свободен?"

У нашего собеседника, по его собственному признанию, не было тогда ни работы, ни денег. Так что он был свободен и ответил положительно.

— Тогда приходи ко мне завтра в 9, — сказал Арам Ильич.

И он поехал. С того дня их знакомство переросло в дружбу.

Переписка между писателем и композитором примечательна по многим причинам, но, прежде всего, потому, что велась она на армянском языке. Известно, что его Хачатурян выучил самостоятельно, а Гюзелян был одним из немногих, с кем он и в письменной, и в устной форме общался исключительно на родном языке.

Их было всего четыре. О чем же были эти письма?

Первое начиналось со следующих строк: "Дорогой и незабываемый Асатур. Уже двенадцать дней, как я уехал из Лондона: многое постепенно забывается, но не могу забыть тебя. Я помню наше общение, беседу и много-много хороших идей.

Я полюбил тебя за твой простой характер. Полюбил за то, что ты не дипломат, но без лукавства — и слава Богу! Порой ты умен, порой – легкомыслен. Иногда трагичен, а иногда – лиричен. Словом – многогранная ты личность".

А во втором письме композитор сетовал, что Гюзелян не ответил на первое письмо. На самом деле он ответил, но оно не дошло до адресата. Во второй раз пришлось передавать послание через знакомого.

Если Хачатурян кого-то любил, то до бесконечности, вспоминает писатель.

"Близких он просто "приватизировал". Но горе тому, кто попадал к нему в опалу, упаси Господь!" - вспоминает Гюзелян.

"Танец с саблями" (звучит в IV действии балета "Гаяне") — одна из визитных карточек Арама Хачатуряна, и наш собеседник из Великобритании прекрасно знаком с историей создания этого, без преувеличения, великого произведения. Однажды он сам спросил Хачатуряна об этом, попросил рассказать, как мелодия пришла ему на ум.

Хачатурян ответил, что и не сочинял вовсе…

В 1939 году вместе с группой композиторов он, следуя традиции Комитаса, отправился в армянские села, чтобы записать народные песни.

Летним вечером в одной из деревень играли свадьбу, которую и застала делегация из Москвы. Звучала музыка, а юноши танцевали с мечами. Хачатурян тут же достал бумагу с ручкой и сделал запись, позднее он положил мотив на ноты. Так и был создан "Танец с саблями".

Хачатурян говорил։ "Это значит, что музыку создал народ, а я лишь положил на ноты".

Практически вся его музыка была написана на основе армянских народных песен.

Одна из историй, которой поделился с нами Асатур Гюзелян, лучше всего характеризует Хачатуряна как личность, передает его сущность, считает публицист.

Во время своих поездок в Лондон композитор частенько коротал вечера с Гюзеляном и его супругой Вивьен. Однажды разговор зашел о тяжелой операции, которую перенес Хачатурян. Для достоверности Арам Ильич даже распахнул рубашку, показав шрам во всю грудь.

Предыстория же была такова.

Когда Хачатурян лежал в больнице в Москве, его навестил председатель совета министров Косыгин. Чиновник от имени правительства СССР предложил отправить его на операцию за границу — в любую страну. Но музыкант решил, что если суждено умереть, то лучше не на чужбине. И остался в СССР.

На следующий день, когда его готовили к операции и уже сделали первую инъекцию, в палату принесли срочную телеграмму, которую отправил Католикос всех армян Вазген I. Хачатурян расчувствовался и не смог дочитать ее без слез.

Через два месяца Арам Ильич поехал в Эчмиадзин, принес в жертву четыре барашка. Поцеловал руку Католикоса, попросил благословить. А Вазген I подарил ему наручные часы. Гюзелян говорит, что больше никогда Хачатурян не выходил на сцену без этих часов.

О композиторе ходили слухи, будто он был довольно скуп. Однако история, рассказанная Гюзеляном, ломает и этот стереотип.

Однажды композитор поинтересовался, есть ли в Англии организация, которая занимается оказанием помощи детям из малообеспеченных семей. Писатель вспомнил об одном из фондов, который так и назывался — "Спасите детей". Хачатурян попросил связаться с секретарем организации и сказал, что хочет подарить одну из своих неизданных рукописей для продажи на аукционе и передачи суммы в детский фонд.

Через 10 дней эта рукопись была продана за 15 000 фунтов стерлингов.

А еще говорили, что Хачатурян был не особо патриотичен. И Гюзелян однажды спросил прямо: как так вышло, что все армянские композиторы посвятили хоть одно произведение теме Геноцида, а он – нет.

Как же, нет, возразил композитор.

В завершение нашей беседы Гюзелян зачитал написанную им "Оду музыканту Всех Армян Араму Хачатуряну". Она в свое время настолько понравилась композитору, что он попросил перевести ее на русский и даже собирался написать к ней музыку.

Не успел...