ЕРЕВАН, 25 окт — Sputnik. Мое предложение навестить заслуженного гюмрийского скульптора Завена Коштояна искусствовед Аракс Маргарян приняла с радостью.
Около десяти минут мы блуждали по узким переулкам вокруг дома. Моя спутница со смехом оправдывалась: «Несколько раз была здесь, но опять с трудом нахожу дом». В конце концов, расспросив прохожих, оказываемся у дома скульптора.
Дверь открывает хозяин дома и встречает нас широкой улыбкой. «Добро пожаловать! Как хорошо, что вы пришли». Мы объясняем, что опоздали, потому что не смогли сразу найти дом. «Наш дом – это дом революционера, поэтому его трудно найти», — с улыбкой сказал хозяин, пропуская нас вперед по узкому проходу двора. Супруга мастера г-жа Алла, также искусствовед, спешит накрыть на стол, угостить фруктами и кофе. В маленькой гостиной царит благоухание свежих роз.
Известному гюмрийскому скульптору Завену Коштояну 8 октября исполнилось 75 лет. Спрашиваю, как он относится к своему возрасту? Отвечает: «Хорошо, рад, ведь мог и не дожить до этих лет».
Художник родился в 1940 году, в семье ювелира, который перебрался из Эрзрума в Гюмри. В семье было восемь детей: пять братьев и три сестры, однако сегодня никого нет в живых. В вопросе выбора профессии Коштоян не колебался. Он говорит, что, хорошо зная ремесло отца-ювелира, захотел перенести эту красоту на более твердый материал.
«У отца была мастерская на Александровской. Однажды, когда я приводил в порядок инструменты, один из мастеров сказал: «Этот парень должен стать архитектором». «Он не знал, что я уже делаю изваяния, — говорит мастер, протягивая руку к сигаретам. — У нас не было игрушек, и я их делал из дерева, железа… Наверное, это все и предопределило мою дальнейшую судьбу». Кузницей его первого профессионального образования стала гюмрийская художественная школа имени Меркурова, затем училище имени Терлемезяна. Впоследствии он получил высшее образование. После возвращения в Гюмри в 1969 году, он начинает преподавать в училище № 10, где и знакомится со своей спутницей по жизни, художником Аллой Бердикян.
«Без образования девушку тебе бы в жены никто не отдал. С Аллой мы познакомились в училище, мы оба преподавали, она по классу скульптуры, а я —композиции. Но стоило мне на год оставить училище, как мои часы сразу же отдали Алле», — смеется Завен Коштоян, поглядывая на жену, нарезающую фрукты. Гюмрийский скульптор неразговорчив, как и большинство искусствоведов.
На помощь приходит моя спутница-искусствовед. «Скульптуры Коштояна, как правило, небольшие, но монументальные, их можно охарактеризовать как «большое в малом». Каким бы материалом он не работал, будь то мрамор, бронза или травертин, он умеет сохранять присущуюим пластику и выразительность. Даже в небольших скульптурах нашего мастера можно найти определенный характер и темперамент. И вообще, я думаю, в городе нужно открыть Дом-музей работ Завена Коштояна».
На слове «дом-музей» у скульптора появилась ироничная улыбка. «Ведь я еще жив, кто должен моим именем музей открывать, это все делается после смерти. Не надо, я хочу организовать большую выставку своих работ, лучше пусть помогут мне в этом деле».
Мой собеседник, с трудом поднявшись с кресла, предлагает нам пройти в самый заветный уголок дома, где представлены его работы из бронзы. У любого деятеля искусства есть любимая тема. Завен Коштоян предпочитает изображать в своих работах гюмрийских ремесленников начала 20-ого века. У него есть предложение к городским властям: создать памятник ремесленнику – некий собирательный образ, символ. «Хотят пусть его назовут именем Татоса Антикенци (известный гюмрийский строитель), я всего лишь хочу, чтобы эта скульптура, знаменующая ремесленнический класс Александрополя (ныне Гюмри), была установлена в городе». Коштоян в основном делает скульптуры на заказ, его работы особо не покупают, так как они не для широкого пользования.
«Скульптуру «Прожорливый Шара» хотели купить в подарок, если не ошибаюсь, музею Эчмиадзинской церкви, пришли-посмотрели, вначале им скульптура не понравилась, да и мало давали, я не отдал», — по самодовольному выражению лица Коштояна понимаю, что его это отнюдь не расстроило. – Во время выставок было продано лишь две мои работы, остальные сделаны на заказ».
Мастер на время погружается в грезы воспоминаний. Рассказывает, что вначале он больше был склонен создавать работы из дерева, потом начал работать с камнем: травертин, мрамор, гранит, базальт. Большинство его работ выполнены из мрамора и базальта. Спрашиваю, какое из своих произведений больше всего ему нравится? Получаю лаконичный ответ. «Еще не создал». «Когда ты заканчиваешь работу над произведением, его забирают, все – ты больше не хозяин, оно больше не твое. Мои работы представлены в Гюмри, когда я смотрю на них, кажется, это мои, но нет – это уже собственность города, однако, к сожалению, сам город не всегда присматривает за тем, что имеет». В голосе мастера звучат нотки сожаления.
«Одна из моих скульптур — «Музыка», установленная во дворе музыкальной школы № 1, годами находилась в неутешительном состоянии. Вначале на этой территории были дома-времянки, потом, когда музыкальную школу перенесли, эту территорию отдали под застройку. Годами эта территория походила на мусорную свалку, а мою скульптуру не переносили, и никому до нее не было дела. Сейчас, когда там идет строительство, есть надежда, что и скульптуру постигнет лучшая доля».
«Скульптора Коштояна особо не почитают, а ведь он может быть основателем целой школы, — поясняет Аракс Маркарян. — Местные власти должны выделить территорию, где будут представлены все работы мастера. Завен Коштоян можно сказать продолжатель линии Ананикяна, Мкртыча Армена. Его работы отражают Гюмри конца 19-го — начала 20-го веков. Это определенный пласт культуры, который представил в своих работах только Завен Коштоян.
Еслибы мастер жил в другом городе, уверена, что он был бы окружен должным вниманием. До сегодняшнего дня у мастера даже нет каталога своих работ». От услышанных комплиментов мастер беспокойно заерзал в кресле. «Да ладно, Араксия-джан, все нормально, почитают. Бывший мэр наградил меня золотой медалью «Мастер». Разве ж плохо? Правда однограммовой, но главное то, что на ней изображен великий Аветик Исаакян (Коштоян смеется). У меня есть звание заслуженного художника, вручили 5 сентября этого года. Уже хорошо».
«Мастер, а обнаженную женщину ваяли?», — задала я провокационный вопрос. «Нет, откуда (удивление на лице было естественным)?Да и потом, какая обнаженная скульптура в Гюмри? В институте много ваял, здесь пару раз делал этюды. Правда гюмрийцы любят искусство, но идея скульптуры обнаженной женщины в городе, боюсь, не хорошо будет воспринята, да и на самом деле никто и не пробовал». На лице Коштояна появилась хитрая улыбка. Предлагает пройтись в другой уголок двора, где расположена небольшая мастерская. Показывает ряд работ: «Это «Капризы» — так назвал я их, в первую очередь хочу их завершить».
Потом, указывая на бронзовую скульптуру, говорит: «Это «Лилит» Исаакяна, хочу сделать эту работу масштабной». Спрашиваю: когда он работает над произведением, удается ли ему с легкостью завершить ее, или, как Роден, в большинстве случаев оставляет работу неоконченной? «Я правнук Родена. Ты знала об этом? Не знала?! Сейчас расскажу. Моим первым педагогом, научившим меня азам скульптуры, была Тереза Мирзоян — ученица скульптора Николадзе, а Николадзе, в свою очередь, был учеником Родена, значит, я – правнук Родена (смеется). Бывает и так, что я старую работу меняю, меняю, потом говорю, все-таки первый вариант был лучше. Иногда я сам про себя думаю, может я Сизиф? Вообще есть работы, которые кажутся незавершенными, а на самом деле художник ее завершил. Если замысел, эмоции и идея понятны, значит,работа завершена».
Ерануи Согоян
