Александр Князев, Sputnik.
Состоявшийся на днях официальный визит в Москву советника по международным вопросам верховного лидера Ирана Али Акбара Велаяти — политика, в значительной степени определяющего внешнюю политику Исламской Республики, — прошел на фоне де-факто сорванных иранской стороной переговоров по Сирии в Женеве и накануне знаковых для Ирана выборов.
Американский глобализм и иранские интересы
Нужно отметить, что вступление в силу в январе 2016 г. Совместного комплексного плана действий (СКПД) по иранской ядерной программе (подписанного в Вене в июле 2015 года) сопровождается активным освещением в СМИ и обилием оценок самого противоречивого толка. Собственно, разность оценок прямо связана с разнообразием ожиданий, которые, в свою очередь, основаны на политических пристрастиях комментаторов — зачастую прямо противоположных и даже враждебных друг другу.
Одно из распространенных заблуждений вкратце формулируется таким образом: дескать, пойдя на заключение соглашения с Исламской Республикой Иран, США кардинально переформатировали свою региональную политику, превратив Тегеран в своего главного союзника в регионе. Подразумевается, что Саудовская Аравия, Турция и Израиль утрачивают роли стратегических союзников США на Ближнем и Среднем Востоке, а заодно становится невозможным сближение Тегерана с Москвой и Пекином.
Собственно, в последнем нет ничего нового, еще в середине 1990-х годов небезызвестный Збигнев Бжезинский писал о том, что "коалиция России одновременно с Китаем и Ираном может возникнуть только в том случае, если Соединенные Штаты окажутся настолько недальновидными, чтобы вызвать антагонизм в Китае и Иране одновременно". В происходящей в последние годы поляризации во взаимоотношениях между всеми мировыми центрами силы сделать Исламскую Республику своим союзником, привнеся новое качество нестабильности на весь Ближний и Средний Восток с проекциями на Кавказ и Среднюю Азию, было бы грандиозным успехом американского глобализма.
Однако пока подобная трактовка происходящего относится, скорее, к области ненаучной фантастики. Решение "иранской ядерной проблемы" было одним из ключевых пунктов внешнеполитической части предвыборной программы Барака Обамы, и состояние этой "проблемы" на данный момент, учитывая электоральный процесс в самих США, уходящую администрацию вполне устраивает. Проблема американо-иранских отношений остается в подвешенном, весьма зыбком статусе, что дает новой американской администрации необходимую свободу маневра на самых разных направлениях внешней политики. Особенно, учитывая активность недовольного израильского и саудовского лобби в Вашингтоне, да и собственных консерваторов.
Иран в этих условиях заинтересован в максимальном расширении поля для необходимых ему дипломатических маневров, но и отказываться от собственных интересов, включая безопасность, совсем не склонен. Действия же Саудовской Аравии, Израиля и Турции не просто мешают Ирану проводить активную региональную дипломатию, но и прямо провоцируют на прецеденты, способные сорвать режим выхода из санкций.
Среди наиболее ярких расхождений такого рода можно, пожалуй, выделить ситуацию в Сирии и вопрос о создании и испытании иранской стороной баллистических ракет. Позиция Тегерана в отношении будущего Сирии довольно непроста, она никак не способна привести к компромиссу с США, КСА и Турцией, довольно сильно отличаясь и от российских дипломатических экзерсисов. Сирия для Ирана — даже исходя из обычных пространственных критериев геополитики — является слишком болезненным пунктом внешней политики и особенно собственной безопасности, и в сирийском вопросе особых компромиссов от Тегерана ждать вряд ли приходится.
Еще проще и понятнее обстоит дело с американскими претензиями по иранским баллистическим ракетам. Согласно резолюции Совета Безопасности ООН, Иран не имеет права заниматься разработкой средств доставки ядерного оружия. В Тегеране заявляют, что разрабатываемые типы ракет не предназначены для оснащения ядерными боеголовками, что технологически довольно легко проверяется. Но в Вашингтоне, судя по всему, уже под новую администрацию начинают "про запас" создавать что-то вроде casusbelli, используя ракетную программу как некий новый обвинительный проект против Ирана (под который, если что, можно будет сформировать и новую программу санкций).
Новая ситуация: санкции и выборы
Собственно, и уже отмененные в отношении Ирана санкции не так масштабны, как хотелось бы самому Ирану. И на что мало обращают внимание наблюдатели: санкции отменены далеко не все.
Вступление в силу СКПД имеет значение не столько в отношении каких-то конкретных из санкций, сколько в формировании качественно новой международной ситуации вокруг Исламской Республики, создававшейся на протяжении многих лет иранским руководством. И новая международная роль Ирана — не заслуга одного лишь процесса переговоров в Вене. Она наработана как всей предшествующей самостоятельной внешней политикой, начиная со времен Исламской революции 1979 года, так и способностью Ирана на протяжении десятилетий избегать пагубных воздействий глобализации, не уходя в глухую изоляцию, основываясь на собственной цивилизационной матрице и формируя свои программы развития.
Переговорный процесс 5+1 стал просто катализатором уже созревшего ранее стремления целого ряда не участвующих в нем государств и ряда транснациональных компаний к конструктивному сотрудничеству со страной, имеющей огромный экономический потенциал. Не желая обострения отношений с США и Западом в целом, на протяжении всего времени функционирования санкций в отношении Ирана целый ряд стран не работали с республикой даже по тем направлениям, которые не были под запретом Совета Безопасности ООН.
Умеренность в оценках перспектив сотрудничества с Ираном диктуется и внутриполитической ситуацией в стране. 26 февраля в Иране пройдут очередные парламентские выборы и одновременно с ними — выборы в Совет экспертов Ирана — государственный орган, контролирующий деятельность республиканского руководства и обладающий исключительным правом на смещение с должности Верховного лидера (Рахбара) страны. Подобных прецедентов в истории республики не было, маловероятно, что и в какой-либо обозримой перспективе пойдет речь о выражении недоверия действующему Рахбару Али Хаменеи. Тем не менее, именно результаты выборов 26 февраля станут одним из важнейших факторов, которые будут определять будущее страны на ближайшие годы.
