Сергей Маркедонов, Sputnik
На этой неделе президент Реджеп Тайип Эрдоган планировал посетить Азербайджан. Его поездка должна была завершить своеобразный постсоветский цикл визитов высших должностных лиц Турции. За несколько дней до предполагаемой встречи Эрдогана с азербайджанским лидером Ильхамом Алиевым турецкий премьер-министр Ахмет Давутоглу побывал в Киеве, где выступил с целым рядом жестких заявлений в отношении внешней политики России на Ближнем Востоке и в Черноморском регионе.
Террористическая атака в Анкаре внесла изменения в график первых лиц Турции. Визит Эрдогана в Баку перенесен. Однако протокольные изменения не в состоянии перенести и тем более отменить те проблемы, которые существуют в отношениях между Анкарой и Москвой.
Сегодня в фокусе внимания политиков и экспертов оказались российско-турецкие противоречия в Сирии. Между тем, они не ограничиваются одной лишь ближневосточной повесткой. Интересы двух государств пересекаются также в Крыму, на Кипре, на Кавказе. И недавние высказывания Давутоглу в Киеве — прекрасная иллюстрация данного тезиса.
Так, по словам турецкого премьера, Россия "нарушила территориальную целостность трех стран — Грузии, Украины и Сирии", а также "помогает Армении, из-за которой под угрозой оказалась территориальная целостность Азербайджана". Согласно выводам Давутоглу, "наступательной политике Москвы" необходимо противопоставить "совместные усилия".
Собственно говоря, его киевский визит, где он не преминул напомнить, что Крым — это "родина крымских татар и неотъемлемая часть Украины", и был посвящен определению тех сфер, в которых страны, недовольные российскими действиями, могли бы выступить совместно. И нет никаких сомнений, что в этом контексте Анкара имеет особые виды на Азербайджан.
Турция и Закавказье
Интерес Турции к Закавказью определяется несколькими базовыми факторами.
Во-первых, она имеет прочные связи с тюркоязычным Азербайджаном. К слову сказать, Анкара признала независимость этой страны уже 9 декабря 1991 года, то есть через день после подписания пресловутых Беловежских соглашений. И за последние четверть века две страны превратились в стратегических союзников.
Турция последовательно поддерживает территориальную целостность Азербайджана и осуждает действия Армении в Нагорном Карабахе. Так, 4 декабря (через 10 дней после инцидента с российским бомбардировщиком Су-24), Ахмет Давутоглу заявил, что "для разрешения конфликта в Нагорном Карабахе и мира в регионе необходимо полностью освободить оккупированные азербайджанские земли".
Эти две страны вовлечены в различные энергопроекты (Баку — Тбилиси — Джейхан и Баку — Тбилиси — Эрзерум, Трансанатолийский и Трансадриатический газопроводы), которые в США определяют как "энергетический плюрализм", позволяющий снизить зависимость от российского сырья.
Во-вторых, общие интересы связывают Турцию и Грузию. Официальный Тбилиси стремится в НАТО (если не стать полноправным членом альянса, чему мешают неразрешенные этнотерриториальные конфликты, то, как минимум, укрепить военно-политические связи с ним), в то время как Анкаре важно увязать свои региональные амбиции с поддержкой Североатлантического блока. Две страны объединяет и пресловутый "энергетический плюрализм".
В-третьих, самым проблемным вопросом для турецкой внешней политики на постсоветском пространстве стала Армения. За последние два с половиной десятилетия эти две страны не раз предпринимали попытки нормализации, однако видимых успехов не достигли. По-прежнему у них нет дипломатических отношений. Не отданы сполна и долги по счетам прошлого, проблема интерпретации трагических событий 1915 года в Османской империи до сих пор жестко противопоставляет Армению и Турцию. Остроты отношениям добавляет и стратегическое взаимодействие Москвы и Еревана. Армения вместе с Россией состоит в ОДКБ и Евразийском экономическом союзе, а 102-я российская военная база в Гюмри дислоцируется как раз на армяно-турецкой границе.
Наконец, в-четвертых, для Турции кавказский фактор является еще и сюжетом внутренней политики. По словам турецкого эксперта Октая Танрисивера, "приблизительно 10% населения Турции ведет свое этническое происхождение с Кавказа. Здесь большие черкесские и тюркские диаспоры, главным образом в Центральной Анатолии". На сегодняшний день приблизительная численность выходцев из Северного Кавказа на территории Турции оценивается в 3-5 миллионов человек, азербайджанцев — 3 миллиона, грузин — 2-3 миллиона. Многие из них ведут активную общественную и лоббистскую деятельность. И хотя они не являются монолитом, часто разделены различными политическими взглядами и интересами, любое турецкое правительство будет учитывать их мнение при формировании внешнеполитического курса.
Турция, страны Закавказья и Россия
Российско-турецкие отношения на кавказском направлении за последние четверть века переживали и спады, и подъемы. Были и резкие расхождения во время вооруженной фазы нагорно-карабахского конфликта (1991-1994) и в период первой антисепаратистской кампании России в Чечне; и нахождение компромиссов и признание нового статус-кво на Северном Кавказе в начале 2000-х, а в Закавказье — после 2008 года (в целом выгодного РФ). Несмотря на то, что относительно статуса Абхазии, Южной Осетии и территориальной целостности Грузии Москва и Анкара имеют разные взгляды, Турция не педалировала эту проблему. Наличие абхазской диаспоры внутри этой страны, а также бизнес-контакты граждан Турции — выходцев из Абхазии со своей исторической Родиной делали политику Анкары более нюансированной.
Однако "сирийский разлом" актуализировал российско-турецкую конфронтацию и создал потенциальные точки риска не только на Ближнем Востоке, но и за его пределами.
И сегодня в СМИ все чаще слышны слова о формировании недружественной России конфигурации (оси) Анкара — Баку — Тбилиси. Между тем, если отвлечься от теоретизирования по поводу геополитики и посмотреть на практику, то устойчивость подобной конструкции вызывает вопросы.
Действительно, две страны Кавказа и Турцию многое объединяет. Но многое не означает все. "Наши отношения динамично развиваются как с Турцией, так и с Россией, и Азербайджан уделяет особое внимание углублению связей с обеими странами", — заявил недавно глава МИД прикаспийской республики Эльмар Мамедьяров. За аккуратными формулировками опытного дипломата угадывается нежелание Баку вовлекаться в масштабную конфронтацию с Россией (с которой у Азербайджана общая сухопутная граница по дагестанскому участку и общие вызовы со стороны радикальных исламистов). А также неготовность делать однозначный выбор между пророссийским вектором и НАТО, свой взгляд на события на Ближнем Востоке.
Если Турция с первых дней "арабской весны" видела для себя возможность для геополитической капитализации и наращивания самостоятельной роли в этом регионе и в международных делах в целом, то Азербайджан опасался (да и сейчас опасается) экспорта нестабильности и повторения ближневосточных сценариев смены власти внутри своей страны.
Не все так просто и с Грузией. Грузинские политики крайне не заинтересованы в конфронтации с соседней Арменией, что возможно в случае оформления устойчивой региональной "оси". И не только в силу внешнеполитических, но и внутриполитических резонов (на территории Грузии в регионе Самцхе-Джавахети проживает многочисленная армянская община). В кулуарах же многие влиятельные эксперты выражают недовольство односторонним усилением в стране турецкого и азербайджанского бизнеса (что ставит Грузию в излишнюю зависимость от Анкары и Баку), ради чего готовы к углублению нормализации с Россией даже поверх неразрешенных проблем с Абхазией и Южной Осетией. Особая же статья грузинской повестки дня — ситуация вокруг Панкиси и опасения по поводу роста активности со стороны запрещенной в РФ группировки ИГ.
Однако все существующие сдержки и препоны на пути формирования недружественной для России кавказской конфигурации не должны создавать и благостной картинки. Ситуация вокруг нагорно-карабахского конфликта даже вне всякой привязки к российско-турецкой конфронтации демонстрирует немало тревожных признаков (количество вооруженных инцидентов не уменьшается, переговорный процесс идет крайне вяло). А если добавить к этому любое внешнее давление (не только в виде прямого военно-политического вмешательства, но и публичных заявлений, интервью, визитов), то оно может стать дополнительной искрой.
Конечно, кавказская геополитика существует не в вакууме. И любое изменение баланса сил на Ближнем Востоке также может создать у разных игроков в Закавказье иллюзию легкости возможного изменения статус-кво в свою пользу.
В этой связи не представляется возможным оставлять ситуацию в этом регионе (который сейчас вытеснен на обочину информационной повестки дня) на самотек. Нужно максимизировать дипломатические контакты между всеми странами Закавказья, несмотря на имеющиеся неразрешенные проблемы, и добиться более нюансированной позиции в отношении действий Турции (как в целом, так и на кавказском направлении в частности). Это позволило бы купировать дополнительные риски и, в конечном итоге, удержать имеющийся статус-кво до лучших времен.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
