ЕРЕВАН, 8 янв — Sputnik. Армянские переселенцы, оставившие в огне Геноцида дом и прежнюю жизнь, съезжались 6 января на григорианское Рождество в монастырь Святого Лазаря в Венеции. Тут они находили частичку той прежней жизни.
Как армянские монахи изгнали своевольного Кобу – венецианское издание>>
Дети радовались подаркам и путешествию, взрослые находили минуту для улыбки. Об этих днях своего детства вспоминает, в очерке для газеты l"Avvenire. итальянская писательница армянского происхождения Антония Арслан, известная по книге "Ферма Жаворонков".
"Мы были и армянами, и итальянцами, а значит – могли пользоваться праздниками и тех, и других, получать подарки с 25 декабря и до 6 января. Тогда мы ехали в Венецию, в армянский монастырь на острове Святого Лазаря. Не знаю почему, но в моей памяти в этот день всегда ярко светит холодное январское солнце, тонкое и прозрачное. Как детский рисунок.
Утро дома, в Падуе, начиналось с семейного переполоха: собираем вещи к отъезду в Венецию. Приезжаем на Пьяццале Рома, оттуда, на пароме, к площади Святого Марка, а уже оттуда, на лодке, к острову святого Лазаря. Но сначала было то, о чем мы мечтали долгие месяцы: тележка с цукатами. Там мы получали палочки с засахаренными фруктами. Виноград, каштаны, груши… После этого мы доставали платки и начинали яростно оттирать пальцы. Потому что в монастыре мы должны были склониться перед настоятелем и прикоснуться к его руке.
На пристани вокруг нас кипела армянская речь. В Италии армян немного, но Венеция веками была для них опорой. Сюда они съезжались на Рождество даже после геноцида. Здесь они снова обретали надежду, которая, казалось, была растоптана.
Армяне-мхитаристы махнули рукой на свою церковь в Италии — она нужна немцам?>>
Помню напряженное ожидание общины перед тем, как начинали читать "Господи, помилуй". Волна голоса от хора людей поднималась такая горячая и мощная, что, как говорила тетя Генриетта, была она как голос всех наших ушедших, как река печали в жертву богу. После мессы и причастия верующим раздавали тоненькие кусочки хлеба с капелькой розового варенья (для детей – со стаканом воды, для взрослых – с чашкой кофе). Затем мы кланялись священнику с седеющей бородой.
"Вот странно: как он ни стареет, а борода у него так и не белеет до конца. Может, знак святости", — шутил отец, подмигивая мне.
И вот мы снова в саду нашего дома в Падуе. Дяди из Сирии пьют чай и уплетают сладости. А мы, дети, открываем подарки с восточными диковинками: шелковые шарфы из Дамаска, разноцветные конфеты с неизвестными ароматами, коробочки с халвой, фисташками и семечками. Нас обступает счастье, и начинает казаться, что возможно все: что наша семья будет снова вместе, тени прошлого рассеются, перед нами снова встанут золотые равнины Анатолии…".
