Когда уничтожают человека — уничтожается целый мир. Когда уходят в небытие такие глыбы, как Чаренц, исчезают Вселенные. Потом иногда бывают реабилитации, тогда восстанавливают доброе имя — запоздалые, беспомощные и не менее трагичные, чем само уничтожение. Потому что остается только имя и то, что его обладатель успел сотворить.
Тайные страницы любви великого армянского поэта — что хранят рукописи Чаренца >>
Для того чтобы стать Вселенной, Чаренцу нужно было родиться 121 год назад, погибнуть 81 год назад и быть "восстановленным" — в начале 1950-ых, скорее всего. Каким-то чудом сохранились съемки, запечатлевшие фрагменты ужина, посвященного реабилитации поэта — съемки тех же 50-ых годов. Там присутствуют дочери Чаренца, Геворг Эмин, Вардан Аджемян, Оган Дурян, Грачья Кочар… Такой праздник со слезами на глазах.
А в начале 1935 года Чаренцу учинили несколько допросов и "бесед", после которых он возвращался морально разбитый и долго восстанавливался. Скорых на расправу опричников 1930-ых даже можно похвалить за то ли неспешность, то ли робость: вялотекущие процедуры продолжались полтора года, до осени 1936 — с Чаренца взяли подписку о невыезде.
Вторая жена поэта Изабелла Чаренц вспоминала, что жарким летом 1937 года он отвез ее с детьми в Цахкадзор, а через месяц приехал взволнованный. Он забрал их обратно в Ереван — когда они отъезжали, на улицах было полно народа, а зурначи играли какую-то грустную мелодию. На вопрос — зачем все это, Чаренц ответил: "Пусть смотрят на последний путь армянского поэта".
В конце июля за ним пришли. Он не собирался, встал и ушел, будто выходил в магазин за хлебом, буднично. Словно подразумевалось, что вот-вот вернется.
Пятнадцать дней Изабелла искала мужа, полмесяца обивала пороги НКВД и тюрем. Не искать же было пропавшее тело по темным городским углам и ущельям, зарезанное разбойниками — при наличии государственных, разбойники по призванию совсем не опасны. Ей никто не отвечал и чаще всего даже не заговаривал — кто от неведения, кто от стыда. Она поняла, что Чаренц не вернется.
Сын писателя: наследие отца должно стать визитной карточкой Армении >>
Когда это стало ясно, ей позвонили из тюрьмы. Сказали принести морфий — она побежала в аптеку. Ей дали сто грамм, Изабелла отнесла их в тюрьму. На сто грамм посмотрели, а она выпросила разрешение приносить морфий постоянно — Чаренц болел, привык к нему и без морфия мог умереть.
Обед, продукты и чего-нибудь попить она тоже носила. А потом морфий запретили, сказали, что и без морфия его вылечат. Без морфия Чаренц умер через месяц — впрочем, и с ним вряд ли бы прожил ощутимо дольше.
В ноябрьское утро дня семнадцатой годовщины советизации Армении заключенных ереванской тюрьмы вывели на оправку. На стене уборной была свежая надпись корявым спешащим почерком:
"Сегодня умер Чаренц".
Однажды Изабелла принесла обед, а ей отдали его грязную рубашку и велели больше не приходить. Она бросилась спасать рукописи, что-то спасла, а через несколько дней ее водворили в ту же ереванскую тюрьму, где сидел муж. О его смерти Изабелла узнала через других людей, хотя Чаренц находился в том же здании.
Дочь Чаренца Арпеник, вдосталь помыкавшаяся по детским домам, рассказывала: "Не могу забыть школьную олимпиаду, посвященную годовщине установления Советской власти в Армении. Воспитанники нашего детдома выступали вместе с другими в зале Дома работников искусств. Вместо порученного мне стихотворения Наири Зарьяна "Сталин" я, опередив слова ведущего, начала декламировать "Ес им ануш Айастани". Невозможно описать зрительскую реакцию: от аплодисментов у меня заложило уши".
По злой иронии судьбы в тот день, совпавший с годовщиной смерти Чаренца, дочь отпраздновала в душе первое оправдание отца.
