"На западе был виден злосчастный Чибухлу со своими подземными домами, заброшенными хижинами, стогами кизяка и горами мусора. Если бы не запах моря, у Камсаряна бы началось головокружение от всей этой зловони", — так в начале 20-ого века романист Мурацан описывал армянскую деревню, находившуюся на берегу озера Севан.
До 30-х годов деревня называлась Чибухлу, а сегодня известна как Цовагюх (в переводе "Морское село", так как в Армении озеро Севан принято называть морем — ред.). Люди в этой деревне в основном занимаются рыбалкой.
Цовагюховцы давно снискали славу уверенных в себе, немного циничных, но трудолюбивых людей. Первому качеству утверждение нашлось сразу, прямо с центра деревни. Тут гордо стоял памятник Мурацану. Около него сидели двое пожилых мужчин.
– Здравствуйте!
– Здравствуй, милая.
– А вы читали роман "Апостол" Мурацана? Он весьма нелестно писал о вашей деревне, не ожидала увидеть здесь его памятник.
Один из мужчин заулыбался:
– Ну было, и что? Вот ты откуда, из Еревана? Про Ереван-то он ни строки не писал, ведь. Из всех деревень выбрал нашу, потому что…
– Что?
– Наша деревня — лучшая. И тогда была лучшей, и сейчас — лучшая.
Другой старик попытался урезонить друга:
– Писатель-то правду написал. Были наши деды необразованные, бедные, кормили вшей, ну что поделать. А во время Советского Союза даже и не разбирались, кто написал, что написал, зачем написал. Деревне нужен был памятник — вот. Нашли нам героя.
Первый старик возмущенно посмотрел на друга, потом на меня, потом помахал рукой и ушел в беседку рядом, поиграть в нарды с земляками.
– Ты не обращай внимания, он обидчивым стал в последнее время, — улыбнулся его друг и пригласил меня сесть рядом. — Они все, — показал он рукой на стариков в беседке, — всю жизнь были вынуждены общаться с морем. Вот и стали нелюдимые и замкнутые.
– А вы, что, не рыбак?— спрашиваю я удивленно, ведь всякие рыбацкие штуки — снасти, сети, удочки — здесь встречаются сплошь и рядом.
– Нет, — как-то гордо отозвался мой собеседник, — мне денег всегда хватало, я электриком работал. В жизни ни одной рыбы ни поймал, представляешь? Все мужчины в нашем доме были рыбаками, а я вот не захотел. Не полюбил это дело.
Сократ Никогосян — вот имя редкого не рыбака, родившегося и живущего в селе рыбаков. Родители-то назвали его незамысловато — Хачиком, но всю жизнь он был Сократом.
– Как? Ну получилось так. Никогда не отзывался на Хачика. Кто первый Сократом решил назвать, уже не помню. Нужно было и в паспорте имя поменять на Сократа, — вздохнул местный философ, — сейчас уже смысла нет, мне 82 скоро.
Вернулся первый мужчина и исподлобья начал следить за нашей беседой. Потом не выдержал:
– Ну что ты Сократ, девочке мозги пудришь. Пойдем, посудишь немножко. Без дела все сидишь. Давай, вставай, старик, — потом обратился ко мне, — он моложе меня на 3 года, но вялый, как кот.
– А почему он должен судить?— спрашиваю уже тянувшего Сократа мужчину, — игроки не нужны?
– Игроки нужны, но не этот, — посмеялся он, — он только болтает или размышляет, а нам в игре активные нужны.
Сократ смиренно уже шел за другом, напоследок повернулся и помахал мне рукой. Другой мужчина, увидев это, подвел глаза к небу, а мне бросил скромное "До свидания". Я осталась одна у памятника Мурацану. От "умирающей от голода и вони деревни с людьми моря" осталась только последняя часть: люди и море.
