В фабричном городке
Мой отец, так получилось, учился с Иосифом Кобзоном в одной школе. Это школа №6 города Краматорска. Конечно, они не встречались, потому что Иосиф Давыдович был постарше. Да и учился в Краматорске всего лишь несколько лет. Но, тем не менее, общие учителя у них были.
В детстве я видел эту школу. Она была очень уютна, а двор напоминал парк. Советский, не слишком ухоженный, кажется с гипсовым горнистом.
Когда отец учился в этой школе, никто Иосифа Кобзона не вспоминал. Он еще не был знаменитым учеником. Это была, в общем-то, обычная школа небольшого заводского города. Отец вспоминал, как развлекались мальчишки – лазали по шлаковым терриконам, купались в речушке Торец. Негусто было с развлечениями в индустриальном городке. И юный Иосиф Кобзон, несомненно, развлекался так же.
Жизненные дороги вели из этой школы по немногочисленным известным направлениям: на заводы, на шахты и в тюрьму. Того, что отсюда может выйти самый знаменитый певец СССР, никто и не мог себе представить.
Он пел до дрожи и до мурашек: Иосиф Кобзон>>
Впрочем, мой отец, учившийся в той же школе, тоже пошел странной жизненной дорогой и стал художником. Как-то получилось так, что его отметил учитель рисования, пригласил в студию. И пошло-поехало. Может быть, именно там, в маленьком Краматорске, на уроке пения и запела струна артистического таланта молодого Иосифа Кобзона.
Певец для взрослых
Так получилось, что меня при рождении едва не назвали в честь Кобзона. Собственно, у моей мамы было на тот момент три любимых певца: Лев Лещенко, Иосиф Кобзон и Муслим Магомаев. Так что на выбор было всего три имени. Когда я, пока что безымянный, родился, в роддомовской радиоточке заиграла песня Льва Лещенко. Так вот и определились с именем.
Не сказать, что в детстве я песни Иосифа Кобзона как-то любил. Вовсе нет. Они были для взрослых. А сам Иосиф Давыдович казался скучным. Но стоило признать, что в "Семнадцати мгновениях весны" он пел до дрожи и до мурашек.
А потом началась перестройка. И на сцене появились артисты агрессивные, вертлявые, эпатажные. Для всех молодых они были, конечно же, интереснее Кобзона – этого реликта рассыпающегося СССР.
Один из рок-героев того времени пел: "Где каждый в душе Сид Вишес, а на деле Иосиф Кобзон". Сид Вишес – если кто не знает, вокалист группы Sex Pistols. Он не умел ни петь, ни играть на музыкальных инструментах. Умер от передозировки в 21 год. По тем временам он был моднее Кобзона.
Не для печати
А потом я увидел Кобзона лично. Случилось это в октябре 2002 года, когда боевики захватили заложников в Театральном центре на Дубровке. Я тогда бродил на площади перед зданием. У журналистов это называется "разыскивать эксклюзив". Верхом мечтаний молодого задорного репортера было проникнуть в здание с заложниками и террористами и сделать репортаж оттуда.
И вдруг на темной и залитой холодным дождем площади перед Театральным центром появился Иосиф Давыдович. "О! Эксклюзив!" — обрадовался я. И первым подбежал к нему с диктофоном и затараторил: "Иосиф Давыдович, скажите, что вы думаете о…" "Потом!" — отмахнулся Кобзон.
Я вот, честно скажу, думал, что он покрасуется перед камерами, даст интервью телевидению и с чувством выполненного долга, поедет домой. Но Кобзон делал что-то невообразимое. Избегая журналистов, он направился прямо к оцепленному, смертельно опасному зданию. Оцепление расступалось перед ним. Я тоже попытался прошмыгнуть следом. Но меня перехватили и оттеснили в толпу. А Кобзон – пошел.
Что было дальше – все знают. Он – народный артист Чечено-Ингушской АССР — заставил вооруженных боевиков разговаривать уважительно. И вывел детей. Пусть не всех, но вывел. И это, конечно, был поступок какой-то невообразимой крутости. Я вот даже не знаю – способен ли на такое кто-то из нынешних артистов.
Луч света
То, что Кобзон по-прежнему крут, я снова убедился спустя много лет. В 2014 году – в самый разгар вооруженного конфликта на Донбассе. Я переписывался с одной девчонкой из Донецка. И та рассказывала о впечатлениях после концерта Иосифа Кобзона.
"Ты знаешь, — говорила девушка-дончанка, — я его никогда не любила. Он мне совершенно не был близок. Но я сходила на его концерт, и почувствовала в себе какие-то новые силы. Ведь все мы тут устали от войны, от повседневного ужаса. А Кобзон приехал – такой уверенный, сильный, и словно луч света с собой привез в темное царство".
Это был самый мрачный и кровопролитный период конфликта. Донецк обстреливали. А Иосиф Кобзон там выступал. И ничего не боялся. А вот многочисленным "сид-вишесам" это оказалось не под силу.
Пусть не болеет!
А в последние годы я раз пять или шесть разговаривал с ним по телефону. Иосиф Давыдович был неизменно доброжелателен, терпеливо выслушивал самые, казалось бы, глупые и назойливые вопросы. А потом чуть ворчливо, но подробно отвечал своим гулким и с детства знакомым голосом.
Один раз он буркнул: "Я перезвоню". И перезвонил. Я ехал прямо в метро. Связь оставляла желать лучшего. И тут – звонок. "Да, Иосиф Давыдович!" — принялся я кричать в трубку. А пассажиры поглядывали уважительно. "Привет ему передай, пусть не болеет!" — сказала какая-то пожилая женщина.
В последний раз мы с Иосифом Кобзоном поговорили неважно. Его не пустили в какую-то страну, и все журналисты звонили прямо ему. Чувствовалось, что Кобзон устал и разозлился. Но отвечал терпеливо. Хотя в полутонах хорошо знакомого всем звучного баритона сквозил отчетливый посыл: "Как же вы все меня достали!" Тогда уже у него начались серьезные проблемы со здоровьем.
За что Иосифа Давыдовича необходимо уважать, так это за то, что сквозь годы поздне- и постсоветского лихолетья он остался, конечно же, человеком – не скурвился, не влез в пошлый шоу-бизнес, не стал клоуном, а реально шел на смертельный риск, спасая людей. Человек твердый и чистый, который смог достойно пройти через вихри не самого простого времени, сохранив в себе все человеческое.
