О таких фигурах, как Туманян, трудно писать – ничего нового ведь не скажешь. Критики и исследователи посвятили творчеству Туманяна огромное количество времени и внимания, о нем написаны тома вдумчивых и подробных книг. Вся жизнь таких людей известна – и то, что в ней действительно произошло, и то, что можно отнести к "позднейшим добавлениям", но, тем не менее, вросло в легенду.
"О чем только не вели мы бесед! Об общественных и политических явлениях, об истории наций, о жизни народов, об искусстве, о философии, о литературе; особенно о литературе. Читали произведения классиков, и западных и восточных, читали и новых авторов. У каждого из нас был свой любимый писатель, что в сумме охватывало почти всех гениев мировой литературы", — писал Варпет в своих мемуарах.
Тайные страницы любви великого армянского поэта - что хранят рукописи Чаренца>>
Исаакян вспоминал еще, что, как само собой разумеющееся, у писателей и поэтов возникло желание дать название этому литературному кружку, творческим собраниям. Туманян тогда напомнил, что литературный кружок братьев Гонкуров, вместе с Эмилем Золя, Альфонсом Доде, Тургеневым, Гюисмансом и другими, который собирался в мансарде дома Гонкуров, так и назвали "Мансардой". И в Тифлисе кто-то – за давностью лет уже не вспомнить, кто именно – предложил по аналогии название "Вернатун", "горница" в переводе. Название понравилось и сразу было одобрено, ибо очень подходило к случаю, ведь квартира, где жил Туманян, была на верхнем, четвертом этаже. Так родилось название, ставшее знаменитым.
А потом, через несколько лет, Туманян попросил Исаакяна показать ему Ани. От села Азарапат, где стоял дом Варпета, до Ани было рукой подать, пара десятков километров. Оттуда они и двинулись в путь.
Туманян долго бродил среди величественных стен и башен, лелея и обдумывая замысел драмы, героем которой должен был стать царь Смбат Багратуни и, задумчивый и угрюмый, молчаливо вернулся на место ночлега – жилище настоятеля монастыря, служившее и гостиницей для путешественников. Уже стемнело, когда они заходили в ворота, и тут послышался громкий испуганный крик, прозвучал выстрел. Поэты спаслись чудом – оказалось, что слуга принял их за разбойников и выстрелил из берданки. Ни в кого не попал, слава богу.
Следующее утро тоже началось с прогулки по развалинам великого города. Туманян, вспоминает Варпет, ходил "увлеченный безмолвной беседой с прошлым, останавливался перед изумительными творениями зодчества, напряженно всматривался в колонны, арки и барельефы, потом закрывал глаза и вслушивался, словно слышал музыку, необычную, неземную".
Туманян был одновременно и восхищен, и подавлен, и озабочен разными мыслями. Уходя, он то и дело оборачивался к крепостным стенам, отдалявшимся и чернеющим вдали напоминанием о былой славе и величии.
Вдруг он остановился и сказал: "Какой же должен быть человек бессмысленной тварью, чтобы поднять руку на такое чудо! Неужели вся эта красота погибнет, не оставив следа в мировом искусстве? Какой степени развития достигло бы наше искусство, если бы турецко-татарские племена не разоряли народ".
Манташев, которого знал Ротшильд: он построил церковь там, где больше всего грешил>>
После этих слов, вспоминает Аветик Исаакян, поэт больше ни разу не обернулся.