Поездки в Турцию не для загара: воспоминания армянского "челнока"

CC BY-SA 4.0 / Ben Men Lyun / Քաղաքի համայնապատկերը Կարսի բերդից (cropped, resized)Вид на город Карс с крепости
Вид на город Карс с крепости - Sputnik Армения, 1920, 12.03.2023
Подписаться
На фоне армяно-турецкого диалога о перспективах открытия наземных коммуникаций Sputnik Армения публикует воспоминания ветерана армянской журналистики Ашота Арамяна о его коммерческих вояжах в Турцию.

Ашот Арамян, специально для Sputnik Армения

Вы когда-нибудь ездили за хлебом за границу? Я ездил. В Турцию, в начале 1990-х, когда в Армении были введены продуктовые карточки, в том числе на хлеб. В нетопленых, разоренных вагонах, среди "коллег-челноков". Раз в неделю мы брали "штурмом" небольшой ж/д состав в Гюмри, пересекали государственную границу в пограничном пункте пропуска Доугакапи и сходили в Карсе, недалеко от которого располагался более крупный Эрзерум.
Во времена энергетической и транспортной блокады со стороны Азербайджана граница с Турцией оставалась открытой с 1991-го до середины 1993 года, когда армянские силы установили контроль над Кельбаджарским/Карвачарским районом. К тому моменту я успел обернуться туда и обратно три раза.
Досмотр на таможне
…Ночь в августе 1992 прошла в ожидании открытия гюмрийской таможни, чей предстоящий досмотр, ясное дело, ни у кого особых восторгов не вызывал. С ее открытием измученный ожиданием и бессонной ночью люд ринулся с огромными сумками и чемоданами в узкий проход, однако приступ не удался: кованые металлические двери, пропустив через себя положенное количе­ство "челноков" и их вещей, замкнулись.
Таможня работала неоднозначно: одни служащие досконально копались в вещах, в качестве улова изымая из них то золотишко, то телевизор, то еще что-то, а другие, едва взглянув на вещи, заканчивали на этом всю процедуру. Затем началось не менее томительное ожидание (сразу скажем, что оно почему-то являлось для "челноков" непременным и самым тяжелым атрибутом их поездки) пограничного контроля и погрузки в поезд, следующий из Гюмри к погранично-пропускному пункту Турции. Приближаясь к нему, сквозь окна можно было уви­деть группы "челноков", которым предстояло отправиться на том же самом поезде в обратную сторону, в Гюмри: их опознавательным знаком служил почти сплошной желтый цвет - банки с топленым турецким маргарином. А еще - ту­рецких автоматчиков в камуфляже с красной кокардой на кепках. Здесь мы оставили по 8 долларов, значительную часть которых составили незаконные поборы таможни, полицейского участка, погранпоста. Потому, заплатив, все прошли без каких-либо осложнений - вещи даже не раскрывались. Прибываем в Карс поздно вечером.
Узнаем, что прибывшая накануне армянская группа на базаре повздорила с местными; кроме того, в Карсе проживает значительное число азербайджанцев-выходцев из Нахичевана, так что ведем себя насторожен­но, хотя ничего враждебного не ощущаем. Быстро погружаемся в автобус и едем в Эрзерум.
Эрзерумский рынок
Хасан - это сразу бросалось в глаза - был старожилом эрзерумского рынка: у него было здесь свое постоянное место, где он торго­вал понемногу всякой всячиной, в числе коей частенько попадались товары, скупленные им у армянских "челноков". Наша несколько стран­новатая, на первый взгляд, дружба началась с того, что он с большим достоинством, без единой капли базарной мелочности, почти не торгуясь, скупил у нас оптом по 90 рублей (в эквиваленте турецкой лиры) все привезенные пачки индийского чая, которые были приобретены в Ереване по 45 рублей за пачку. Колоритная личность (ди­коватая его красота навевала невольные ассоциации с горьковскими "босяками" - изрядно потрепанными, но так и не сломленными жизнью), он, зная, что перед ним ар­мяне, не только не проявлял ни малейшей враждебности или недоброжелательства, но не упускал ни единого случая оказывать нам услугу за услугой: то фруктами угостит, то уступит нам часть своего прилавка. Сразу замечу, что дружелюбное отношение к себе представители Армении встречали здесь на каждом шагу. Хотя не обош­лось и без редких исключений. Парни из нашей группы, понимавшие турецкий, рассказали, что, когда они купили хлеб у двух турецких торговцев, один другому зло бросил: "Вышвырни эти армянские день­ги". Надо сказать, весьма неу­ютно чувствовали себя на улице армянские женщины: случалось, приставали, делали оскорбительные предложения. Между прочим, сами женщины рассказывали, что слухи об армянских "гастролершах", продающих в Турции за доллары свое тело, вовсе уж и не лишены оснований. Групповод (тоже женщина) настоятельно советовала женщинам, еще будучи в Гюмри, не одевать в Турции платьев или блузок на бретельках…
На второй день нашего осваивания торгово-базарной жизни внезапно базар опустел. Сразу же пос­ле этого раздался речитатив муллы, чей голос мощные динамики разносили по все­му городу. Пронесся слух: всем армянам на базаре и на улицах быстро покинуть укрыться в гостиницах. У турков начинался обычный пятничный праздник – Байрам. Напряженность начала стремительно возрастать - часть армян, свернув свои товары, сразу же уш­ла. Мы подошли к Хасану.
"Никаких проблем, спокойно сидите, скоро байрам закончится и снова станет многолюдно", - успокоил он.
Его слова полностью оправда­лись - не произошло ни еди­ного инцидента… После 3-дневного пребывания в тихом и спокойном Эрзеруме ночью мы загрузились в автобус и взяли курс на оживленный турецкий портовый город Трабзон. После многочасового пути, пыльных петляющих дорог в горах, обильно поросших кудрявой шерстью лесов, порядком устав и измучившись от безводья, внезапно мы почувствовали запах моря. Большинство отелей здесь были до отказа забиты многочис­ленными туристами, поэто­му найти хоть какие-то но­мера в любой гостинице оказалось делом непростым. Наконец, мы устроились частью в отеле "Эрзерум", час­тью - в тесных и душных комнатушках отеля "Сарп", которые явно не стоили 4 долларов в сутки (в Армении тогда это были серьезные деньги), но деваться было некуда. Трабзон с его узкими и кривыми улочками, многоголосьем и смешением наций, бойкой торговлей сильно напоминал временами сцены из булгаковского "Бега".
Проверка под дулом автомата
Это был типичный богатый турецкий город. Наплывы туристов из бывшего СССР подкорректи­ровали жизнь Трабзона: на магазинах часто встречались надписи на русском языке ("Самые дешевые кожаные куртки - 55 долларов", "Меняю доллары на рубли и лиры, и наоборот", "Поку­паю золото"), а в лавках один из продавцов непременно вла­дел русским. Стоило приблизиться к витрине какого-либо магазина, как за­зывала назойливо, но вежли­во приглашал вас зайти. Но богатый ассортимент турец­ких товаров стоил изрядно дорого (1 бин, или тысяча турецких лир - это 20 наших рублей; 7,2 бинов - 1 американский доллар): штаны - 1,5-2 тыс. рублей, хорошая кожаная куртка - не менее 16-17 тыс., женская сумоч­ка - 6 тыс. рублей. И это не говоря о продовольственных товарах: хлеб - 60 рублей за батон, сливочное масло - 500 рублей килограмм, шоколадное масло - до 650 рублей за кг, перси­ки - 100 рублей, помидо­ры - 50, один початок жареной кукурузы - 40 руб­лей. Прослышав об этом заранее, все из группы постарались максимально запас­тись консервами, так что покупали в основном только хлеб.Своим роскошным богатством и разнообразием пора­жали ювелирные магазины, которые встреча­лись буквально через каждые 5 метров. Их владельцы с удовольствием скупали у туристов золото: червоное - по 10 долларов за грамм, другие пробы - по 6$. Вся процедура длилась 2-3 ми­нуты: электронные весы показывали вес золота, компьютер высвечивал цену. Работали в Трабзоне играючи, быстро: время - деньги. Потому последних здесь хватало…
Пора было направляться в долгую обратную дорогу к Карсу. "Комплекс армянина", находящегося среди турок, начинал все чаще давать о себе знать. В автобус, движущийся по безлюдной ночной дороге, по краям которой изредка встречались огни небольших селений, стало неотвратимо просачиваться чувство опасности. Указатель на развилке однозначно указывал, что к Карсу надо свернуть налево, но автобус вдруг повернул вправо. Мы недоуменно переглянулись, а парень, понимающий немного по-турецки, подошел к водителю. "Мы едем короткой дорогой", - небрежно заметил на вопрос тот, что нас ничуть не успокоило. Короткой дорогой, но в другую сторону? Тем временем, дорога уводила нас все выше в горы и, как мы ни всмат­ривались в сгущающуюся все более тьму, указатель "Карс", куда мы должны были прибыть к утреннему поезду, среди других так и не встретился...
Внезапно автобус, отчаянно заскрежетав тормозами, замер как вкопанный - путь преграждало поваленное дерево. Из зарослей по краям на дорогу начали выходить вооруженные автоматами лю­ди. Они шли к автобусу, дер­жа нас на мушках своих прицелов. Мало кто из нас в этот момент внутренне не похолодел. Не на шутку встревоженным выглядел и наш шофер.
— Выходите! - скомандовал один из подошедших в открытую перед ними дверь автобуса. Делать было нечего - и мы, успев мысленно не раз проклясть свою поездку, вывалились на дорогу. Тяжелые солдатские ботинки, маскхалаты и красные кружочки на кепках свидетельствовали, что мы оказались в руках какого-то подразделения регулярной турецкой армии либо жандармерии.
Шофер сразу же начал что-то объяснять молодому, решительного вида мужчине - судя по всему, офицеру (остальные беспрекословно бросались выполнять любой его приказ).
— Паспорта! - прервал он, видимо, сбивчивые объяснения водителя. Несколько человек достали их из нагрудных карманов. Изучив их, внимательно посмотрел на меня: "Твой?". Я показал рукой в салон автобуса. Проверка продолжалась. Офицер снова встретился со мной взглядом: "Паспорт?". Я сно­ва кивнул внутрь автобуса, но не двинулся с места, полагая, что исчерпывающе ответил на заданный вопрос. "Чего ты ждешь? Специального приглашения? Сбегай за ним! Не надо их нервировать!" - со всех сторон зашикали на меня попутчики.
Офицер, однако, казалось, был удовлетворен ответом и предъявить паспорт не потребовал. Через несколько минут он снова, на этот раз более пристально, посмотрел на меня: видимо, мой несколько не вяжущийся с тревожной обстановкой, холодной ночью и горной безлюдной дорогой независимый вид с сигаретой в зубах, очках в тонкой оп­раве на самом кончике носа, в безмятежно-курортной маечке с короткими рукавами вызывали в нем какие-то сомнения.
— Специальность? - неожиданный вопрос застал меня врасплох. Растерялись и другие. - Аскер! - не дожидаясь ответа, почти утвердительно вдруг сказал он.
Почему именно солдата увидел он во мне, останется для меня загадкой на всю жизнь. Тем временем, опомнившись, я отчаянно замотал головой: "Я журналист". Часть нашей группы от подобного безрассудства буквально онемела, другие, напротив, кивками ободряли меня, давая понять, что именно это слово способно смягчить непонятную ярость и резкость турецкого офицера. Еще один изучающий взгляд - и его фраза: "Журналиста из тебя не выйдет", сопровождаемая хохотом солдат. Неприятно поразило в тот момент, что офицеру, явно довольному своей солдафонской шуточке, подхихикнули и некоторые мои попутчики. - "Уже вышел...", - сказал я и добавил еще одно слово, которое не пристало писать в газетах.
Обстановка, казалось, несколько разрядилась, как вдруг офицер, снова вспылив, начал что-то быстро говорить, сопровождая свои слова жестами, которые были вполне понятны: он, показывая на меня и еще одного парня, нашего переводчика, демонстрировал, как на наших руках защелкиваются наручники и нас уводят куда-то в горы. Мы несколько обомлели, однако скоро недоразумение рассея­лось: оказывается, офицер на нас объяснял, что на днях, проверяя здесь такую же туристическую группу, они у двоих обнаружили 5 единиц огнестрельного оружия. Дальнейшие жесты были не менее выразительны и никакого комментария не требовали: 6 пальцев - 6 лет, скре­щенные 4 пальца - решетка. Надо думать, так в Турции карается незаконное хранение оружия. После этого, вспомнив о нашем пока нетронутом багаже, офицер приказал открыть багажник автобуса. От представших перед ним десятков желтых банок с турецким маргарином офицер, как и солдаты, остолбенел. Придя в себя, он для поряд­ка пнул ботинком пару сумок - и на этом закончил проверку. Один из солдат, открыто демонстрирующий свое дружелюбие к нам, через переводчика попросил, чтобы мы не волнова­лись, ничего страшного, мол, нет. Что по ночам эта дорога опасна - террористы в горах часто нападают на проезжающие машины, и что, будь это в его власти, он вообще бы нас отпустил с миром, но офицер приказал до пяти часов утра разместить нас в ближайшем селе, а утром нас пропустят через пост…
"Челноки" вне сезона
В Турции для армянских туристов нет "мертвого сезона": даже переход с 1 октяб­ря на зимний график движения поездов из Гюмри в Карс, выразившийся в со­кращении рейсов с двух поез­дов в неделю до одного, привел к еще большему увеличению "челноков", добавил ажиотажа при "штурме" таможни Гюмри и 3-вагонного желанного по­езда. В последний раз "за бор­том" поезда осталось значи­тельное число "челноков", которые, испытывая огромные трудности, с бесчисленными поклажами добрались до Гю­мри из столицы и других районов Армении. В последний раз страс­ти в полной мере выплеснулись наружу: били стекла на вокзале, били друг друга. Ру­гань, вопли, теснота. И все же стремление сделать свой ма­ленький бизнес - сильнее всего.
Ночь в Карсе холодная. Пользуясь почти безвыход­ным положением продрогших "челноков", владельцы лоша­дей, запряженных в телеги, требуют с них за 1000-метровую перевозку вещей и их самих до гостиницы 4-5 долларов. С раннего утра на­чинает шуметь местный ба­зарчик - впрочем, оживле­ние лишь на "пятачке", где торгуют приезжие. Вообще от того, что "челноки" через Батуми и Гюмри проторили и продолжают вытаптывать дорогу на турец­кие рынки, выиграли не толь­ко они: в первую очередь, это сыграло на руку отста­лым прежде городам провинциальной Турции - тем же Карсу, Эрзеруму и дру­гим, которые стали активно развиваться и процветать. Сейчас здесь круглый год царит оживление, идет торговля, полнятся гостиницы, работают автобусы, перевозящие приезжих в Трабзон (Трапезунд) и дальше, в Стамбул. Самое время в этих городах поставить памятник "челнокам": сгорбленная под тяжес­тью сумок фигура мудро смотрит в будущее...
Его "наизусть" знают все без исключения армянские "челноки", наезжающие в Эрзерум. Джамиль - плотный симпатичный мужчина во цвете лет с толстыми усами, владелец оптовой продоволь­ственной базы, откуда поку­пают для себя товары вла­дельцы магазинов. Понятно, что у Джамиля можно ку­пить все, что душе угодно, по более низким ценам - так ска­зать, без розничной наценки. Жизнерадостному хозяину базы трудно позавидовать: каждый день на узких "дорожках" между кучами скла­дированного объедения тол­кутся группы по 15-20 че­ловек из "челноков", которые поднимают здесь невообрази­мый шум, засыпают хозяина громадным количеством воп­росов: сколько стоит это пе­ченье или конфеты, нет ли "тех жвачек", что брали у него в прошлый раз, и т.д. и т. п.
Джамиль сноровист, быстр, вежлив и предупредителен; упорно старается "не замечать", что туристы, "пробуя" то одно, то другое, поедают у него громадное количество сладостей, а нередко и прихватят с собой чего, "за­быв" оформить покупку. Но и он не железный: как-то, заметив после отъезда счастливых, нагруженных им­портной снедью очередных "челноков" недостачу дюжины 9-литровых банок с топленым маслом, каждая стоимостью 10 долларов, Джамиль не поленился при­ехать в гостиницу и, молча, без суеты изъять уворованное. В последний раз было заметно, что стро­гости "на выходе" с базы уси­лены, увеличено и число ра­ботников. Но Джамиль по-прежнему успевает точно отвечать на 15 вопросов (часто он гово­рит на армянском языке, ко­торый усиленно изучает), одновременно сыплющихся на него каждую минуту со всех сторон - он по-прежнему улы­бается и шутит: несмотря ни на что ему выгодны нашест­вия (иначе и не назовешь) "челноков", оставляющих у него значительную часть заработанной на базаре выручки. А так, в душе, кто его знает, какого он о нас мнения?
На обратной дороге в Карс за вагонным окном мелькают армянские названия станций. Внезапно охватывает ностальгия, во рту ощущается го­речь, на сердце щемящая тоска, какой-то неприятный осадок. Предпочитаем за­быться в прерывистом сне... А в Карсе праздник - очередная годов­щина взятия этого города Ататюрком. На привокзаль­ной площади стелятся ковры, устанавливаются микрофоны и стулья, марширует наря­женный и напряженный оркестр, мимо нас медленно проходит поезд, весь украшенный еловыми ветвями, везде полно портретов ту­рецкого вождя. Может, в свя­зи с праздником, а может, из-за смены начальства, в этот раз с нас не взяли на таможне в Карсе обычной долларовой мзды. Но в целом нам не до пра­здника: мы восьмой час си­дим в нашем неподвижном поезде. Сидим и откровенно дрожим. Конечно, не от стра­ха - на армян, ставших здесь уже неотъемлемым атрибутом городского пейзажа, никто не обращает внимания. Просто погода скверная - и в поезде жуткий колотун. Но, видимо, психологически дей­ствовало и это: праздник-то явно не наш…
В тот вечер хозяин нашего отеля, пожилой солидный мужчина, узнав, что мы из Армении, угостил нас чаем и в ходе разговора несколько раз, словно сомневаясь, что мы поняли, повторял: "Мне все равно, ты армянин или азербайджанец. Между ваши­ми государствами есть проб­лемы, но между Арменией и Турцией, Азербайджаном и Турцией их нет". Затем, развивая свою мысль, наставительно заме­тил: "Трудно приходится народу, у которого нет хо­рошего лидера". А на вопрос, есть ли сейчас у Турции такой лидер, активно заки­вал головой и сказал: "Тургут Озал".
В последующие дни в Эрзеруме бушевала вьюга, че­редуясь с проливными дождями, - а нас уже ждал Карс. И долгожданный по­езд, который доставит нас в голодный и холодный, но родной и желанный после долгого отсутствия Гюмри.
Лента новостей
0