К своим двадцати годам Артемий Чолокян достиг впечатляющих успехов. Он выступал с руководителем "Виртуозов Москвы" Владимиром Спиваковым, объездил с гастролями много стран, встречался со знаменитостями и членами европейских правящих домов. Однажды стал победителем Международного конкурса: правда, играл не на гобое – основном своем инструменте, а на фортепьяно. Чолакян рассказал Sputnik о себе, своей музыкальной семье и выступлении на фестивале Арама Хачатуряна. Беседовал Лев Рыжков.
Будни музыкальной семьи
— Я читал, что у вас — очень музыкальная семья? Давайте о ней расскажем.
— Мой папа — флейтист. Работает в детской музыкальной школе в Москве. Мама — пианистка. Закончила Астраханскую консерваторию. Большую часть своей жизни папа с мамой отдали нам с моим братом. И сейчас еще моя маленькая сестра растет — тоже музыкой занимается.
— Правда ли, что вы выбрали гобой по примеру старшего брата?
— Мой брат Андрей — тоже гобоист. Сейчас он учится в Швейцарии — кстати, у русского педагога Ивана Подъемова. Это один из лучших гобоистов мира. Работает в амстердамском оркестре.
— Вы учитесь в Австрии, брат — в Швейцарии. Вы с ним видитесь?
— Очень редко. Вот этим летом не смогли встретиться. Я был в Австрии, играл в опере, работал. А Андрей как раз приезжал в Москву. А когда я прилетел в Москву, Андрей уже улетел в Швейцарию. Совсем недавно он выиграл международный конкурс в Московской консерватории — первое место. В Японии конкурс — тоже выиграл. Недавно мы с ним вместе в Швейцарии прошли на один конкурс.
— Вместе подавали заявку?
— Участников отбирали по видеозаписи. Было двести заявок. Отобрали только шестьдесят. И мы вместе прошли. И вот там вот мы и встретились.
Артисты в мыле
— Играть на гобое вы решили по примеру брата?
— Началось с того, что брат стал лауреатом конкурса "Щелкунчик". На него обратил внимание Фонд Владимира Спивакова и пригласил участвовать в благотворительных программах. А я пошел по его стопам. Да, я выбрал гобой, потому что я уже был очень хорошо знаком с этим инструментом. Брат играл на гобое, а я смотрел, как все это происходит.
Я брал пюпитр и повторял за братом. Немного опасался, что скажут, будто я тут лишний. Но меня тоже стали приглашать на концерты. Я безумно благодарен директору Фонда Владимира Спивакова Екатерине Ширман за такую возможность. Я получил неоценимый сценический опыт, который мне помогает до сих пор. Я выхожу на сцену и не то, что не боюсь ее. Я люблю сцену.
— А гобой вам отдельный купили? Или на инструменте брата приходилось играть?
— Это наша вечная проблема. Каждый инструмент стоит как хорошая иномарка. Гобой мне помог приобрести Фонд Спивакова и, в частности, его художественный руководитель Петр Гулько.
— А что вы играли на своем первом концерте? Помните?
— Конечно, в четыре года мало что я мог запомнить. Единственное, что помню: у меня было выступление с оркестром. Это был фестиваль Арама Хачатуряна. Я играл на блок-флейте каватину Глинки.
Я помню, как у меня тряслись ноги. Ведь на репетициях я никак не мог правильно сыграть. Все время сбивался, ошибался. Дирижер очень нервничал. А на концерте я каким-то чудом все сыграл. И дирижер на последней ноте просто подскочил от радости.
Я выступал в рамках акции Фонда "Подари жизнь" Чулпан Хаматовой. И, помню, сидел в комнате, а рядом были Федор Бондарчук, Николай Расторгуев, Лия Ахеджакова, Чулпан Хаматова, Валерий Золотухин…
Раз победитель, два победитель
— А мама и папа в равных долях участвовали в воспитании?
— Больше мама. Она вообще отдавала все свои силы на наше воспитание. Со мной мама тоже занималась, но больше — с братом. В 2006 году в Санкт-Петербурге был конкурс Евгения Мравинского, и брат там занял второе место. А я в это время я участвовал в конкурсе Шостаковича в Москве. Но не как гобоист, а как пианист. И тоже занял второе место. Когда мама с братом вернулись, их ждал сюрприз.
— А не хотелось в детстве выйти во двор, подраться, в футбол поиграть?
— Мы, конечно, не такие были, чтобы сидеть за инструментом круглыми сутками. Не всегда, но присутствовала возможность выйти во двор, поиграть. Чтобы физически как-то окрепнуть. Ну, и потом мы с братом два года занимались греко-римской борьбой.
Тренер мне все время говорил: "Давай, Артемий, бросай музыку. Сделаем из тебя чемпиона". Четыре раза в неделю мы ходили, занимались.
— А в жизни пригодилось?
— Очень! Физическая сила вообще очень нужна для гобоя. Всегда нужен сильный пресс. Потому что сила выдувания воздуха требует физических нагрузок. Не каждый человек сможет сразу издать звук на гобое. Или сможет, но после трех минут ему уже плохо станет. Звукоизвлечение там, можно сказать, особенное. Но это все, как правило, тренируется.
Здравствуй, сестра!
— Наверное, любовь к музыке генетически передается. Вот и сестра ваша занимается музыкой.
— Сестра у нас – приемная. Мы взяли ее из детского дома. Мы все вместе просто захотели, чтобы у нас в семье появилась девочка. И стали ее искать. Объездили детские дома и в Москве, и в Подмосковье, и по России.
Перед тем как мы встретили Вику, мы потратили год на бланки, очереди. Чтобы оформить опекунство, папе нужно было пройти всех врачей, заполнить миллион анкет. И после этого документы действуют только год.
— А Вике сколько сейчас?
— Вике сейчас уже десять лет. Мы ее нашли в Сибири – в 600 километрах от Новосибирска.
— Вы ехали целенаправленно или наобум?
— Это была акция от "Радио России". И я зарегистрировался на сайте. Не сказав ничего родителям, отправил заявку. У нас срок документов уже через месяц истекал. Мы были готовы на любой вариант: и взрослого, и грудного ребенка взять. И когда я отправил это сообщение, буквально на следующий день позвонили моему папе, потому что я оставлял его номер.
Я, можно сказать, сделал первый шаг к тому, чтобы это все свершилось. А сама акция была уникальна тем, что Павел Астахов в этой команде был. И еще юристы, адвокаты, врачи. Им сразу показывали всех детей, не могли никого скрыть. И это все нам очень-очень помогло найти Вику.
— А про ее прежнюю жизнь что-нибудь известно?
— Мама ее родила в 19 лет. Она не пила. У нее были проблемы со здоровьем, и ее положили в больницу. А дочку поместили в детский дом. В общем, женщина просто отказалась от ребенка. Потом она пропала. А про отца вообще ничего не известно.
— Вы не скрываете от Вики, что она приемная?
— Не скрываем. Если дети узнают об этом потом, у них происходят нервные срывы и депрессии. Поэтому мы не стали ничего скрывать. Так что Вика обо всем знает.
Но, кстати, первое, чем она по-настоящему заинтересовалась – это фортепиано. Она его увидела, подошла и начала пальцами тыкать в клавиши.
— И стала пианисткой?
— Да она уже и лауреатка. У нее есть огромная папка с дипломами.
Душу за деньги не купишь
— Вы объездили полмира. А в Армении часто бывали?
— В Армении я был дважды. Первый раз я приезжал на международный открытый детский фестиваль. Очень приятно было побывать на исторической родине.
— Чем-нибудь она поразила?
— Душевностью. Люди все были невероятно открытые, душевные. Потрясло озеро Севан. Я в него, конечно, окунулся. Дело было весной, температура воды не превышала 17 градусов. Но меня это не остановило. Потом потрясли экскурсии по Эчмиадзину. Консерватория имени Комитаса.
— А во второй раз когда?
— Через три или четыре года, в 2011 году. Я принимал участие в концерте в честь дня независимости Армении, играл в зале филармонии. Тоже было очень-очень приятно.
— А можно ли сравнивать Ереван с Зальцбургом? Ведь, в принципе, и тот и другой рядом с горами.
— В Ереване все-таки особенная атмосфера. В Европе менталитет совсем не такой, как в Армении. Австрийцы – более закрыты. Они живут по своим принципам, по своей программе. У них все четко. А в Ереване люди просто живут и проводят каждую минуту как-то по-особенному. Может, конечно, уровень жизни и не такой, как в Зальцбурге, может быть, и вообще, как в Европе. Но та душевность, которая есть в Ереване – это уже, мне кажется, какая-то редкость.
— Это ни за какие деньги не купишь.
— Да, это не купишь. Это точно.
