Тридцать лет назад, 22 октября 1987 года, Нобелевская премия по литературе была присуждена Иосифу Бродскому. Несмотря на его статус эмигранта, пострадавшего от властей своей Родины, данное решение было несколько парадоксальным, но с точки зрения диалектики легко объяснимым признанием заслуг советской культуры. Потому что Иосиф Александрович, как и Солженицын, был во многом ее продуктом (причем Солженицын в еще большей степени, его антисоветизм был именно что советизмом, просто с приставкой "анти" и обратным знаком).
Но вот советская культура стала постсоветской, разделившейся на полтора десятка национальных, и встает вопрос: а способны ли они взрастить новых нобелевских литературных лауреатов?
Вроде бы пример Светланы Алексиевич двухлетней давности отвечает на вопрос положительно – да, способны. Но, во-первых, Алексиевич литератор совершенно советского генезиса, с восторженными статьями о Дзержинском и другими приметами того времени. Во-вторых, ее Нобелевка к литературе имеет самое косвенное отношение и отражает печальную тенденцию предельной политизации премии (Светлана Александровна, как известно, предельно негативно настроена к России, а это на Западе в цене). Мы же все-таки говорим пусть не о полной аполитичности, которой добиться сложно, но хотя бы о большей концентрации литературных, а не сопутствующих факторов.
Думаю, потенциально достойные кандидаты есть. Есть они и на армянской земле, и среди армян, рассеянных ветром Истории по свету.
Говоря о последних, конечно, я в первую очередь имею в виду легендарного Григора Беледяна. Родившийся и выросший в Ливане, работающий во Франции и пишущий на армянском языке, Беледян вполне соответствует одному из главных критериев литературного Нобеля – негласных, но данным нам в ощущениях. Речь о гармоничном сочетании национального и общечеловеческого начала. У Владимира Набокова, писателя русского и одновременно англоязычного, пожалуй, был перехлест в сторону космополитизма, есть он в некоторой степени и у лауреата этого года, английского японца Кадзио Исугуро, первый свой роман некогда посвятившего Японии, но затем переключившегося на английскую тематику.
Беледян избегает крайностей как чрезмерной узости, так и безбрежной ширины. Почерпнув многое полвека назад у новомодного тогда критико-философского течения постструктуралистов, писатель использовал свои размышления и рефлексию не для разрыва армянской культуры с прошлым, а для ее реформирования и выхода на новый уровень.
Его цикл романов "Ночное возвращение" по праву входит в золотой фонд мировой литературы. Именно Беледян сейчас главный знаменосец такого уникального феномена, как западноармянский язык, соединительной скрепы армянской почвы и ее общепланетарного эха.
Впрочем, он работает на популяризацию армянской литературы не только как непосредственно писатель, но и как литературовед. Будучи профессором патрологии и средневековой армянской литературы на факультете теологии в Лионе, он в 2001 году выпустил на французском, а спустя полтора десятка лет с успехом и на английском языке книгу "Пятьдесят лет армянской литературы во Франции", повествующую о зарождении и становлении армянской литературы в этой стране с момента массовой миграции туда армян в начале 1920-х годов и до 1970-х.
Другой армянин с оттенком всечеловечности – Гурген Ханджян. В его внешнем облике немало элементов западного лоска, от элегантной седой бородки до нарядного шарфа, он не боится быть скандальным – достаточно вспомнить его нашумевший роман "Больница". Как написал в свое время об этом произведении критик Азат Егиазарян: "Больница выступает здесь своеобразной моделью мира. Все ее обитатели страдают тяжелыми недугами — скорее, впрочем, душевными, нежели телесными. Тяжелое сочинение, насыщенное многочисленными подробностями подпольного, не освещенного бытия человека, его самых низменных инстинктов".
Да и другие романы, такие, как "Садись в поезд "А", получали нелицеприятные отзывы за слишком откровенное описание людских пороков и слабостей, одинаковых для любой страны и нации.
Но при этом Ханджян очень консервативен и традиционен.
И, конечно, как актуальный писатель и патриот своей отчизны, он не может обойти стороной самые животрепещущие для Армении темы. Недавно Ханджян взялся за перо, чтобы написать роман по сценарию фильма "Линия 2", продолжающего тему ленты "Линия" о судьбе нескольких молодых армян времен карабахской войны начала 90-х, и рассказывающего о них уже в дни апрельской эскалации 2016 года.
Упомянув двух безусловных классиков современной армянской литературы, нельзя обойти вниманием их сотоварищей по цеху, вполне достойных широкого международного признания. Так, например, Армен Шекоян, еще в советское время заслуживший признание как автор своеобразного "шансона в прозе", наполненного неповторимо сочным жаргоном городских армянских улиц. Ему стоило бы дать Нобелевку уже за одну оригинальность, помноженную за творческую неутомимость – в 2005 году он начал публикацию автобиографического романа "Айкакан жаманак"("Армянское время"), издав с той поры шесть томов, притом к изданию готовы еще минимум столько же томов. И роман пока не завершен! – он кажется практически бесконечным.
Есть и очень перспективная, в том числе и с замахом на международную литературную арену, молодежь. Скажем, актер, драматург и режиссер Ованнес Текгезян, известный тем, что предпочитает творить не круглый год, а с октября по май. Автор бестселлеров "Бегущий город" и "Боль кожи", он предпочитает писать в постмодернистском жанре, но при этом существует не во вселенной постмодернизма с ее отрицанием ценностей и истины, а в мире вечного, актуального и, в том числе, гражданского и национального.
Текгезян говорит: "Мы должны понять, кто он – армянский интеллигент. Суть артиста – хаос, и требовать от него принципов не всегда правильно – это идет от естества профессии. Но писатель или ученый — они просто обязаны иметь позицию…Политические позиции, на мой взгляд, вовсе необязательны, а вот гражданские, нравственные… В нашем обществе литература – не оружие, с которым можно против чего-то бороться. Но не лгать – для меня это очень важно".
Как не вспомнить и 34-летнего Арама Пачяна, чьи книги очень быстро исчезают с книжных прилавков. Начало этой тенденции положил первый и, пожалуй, самый на сегодня известный роман Пачяна "До свиданья, Птица!", до известной степени автобиографичный и повествующий о парне, вернувшемся из армии с ее суровыми казарменными нравами, и учащемся заново жить в обществе и родном кругу. Роман поначалу был издан мизерным тиражом в полтысячи экземпляров и раскуплен буквально мгновенно.
Сам писатель, отвечая на вопрос, как он отнесся к четвертому месту своего произведения в десятке самых покупаемых книг, ответил так: "Обрадовался, что покупают и читают. Значит, не зря написано. Удивился, что бестселлером считают книгу, изданную в количестве 500 экземпляров. Студенты мне рассказывали, что они одну и ту же книгу передавали друг другу. Но речь идет не о читаемых, а о хорошо продаваемых книгах. Если посчитать, получается, покупает один человек из трех тысяч. Это печально. Но в опросе есть нюанс, который меня радует. Среди десяти лучше всего продаваемых книг не только армянские авторы. Там книги Коэльо, Андерсена, Миллера и Шафака. Выходит, наша сегодняшняя литература, которая создается на руинах, становится конкурентоспособной".
Пожалуй, этими словами можно подытожить наши размышления.
Да, армянская литература вполне конкурентоспособна, в том числе, при объективном и не тотально конъюнктурном к ней отношении, и в мировой литературной иерархии, включая ее самые высокие этажи.
Армянская письменность, созданная полторы с лишним тысячи лет назад великим Месропом Маштоцем, по-прежнему дает миру выдающихся, незаурядных творцов, способных писать как на вечные, так и на злободневные темы.
Уверен, так будет и впредь, и армянская Нобелевка по литературе рано или поздно станет реальностью, данной нам в ощущениях.
