Случилось так, что о международной научной конференции, посвященной пятидесятилетию Дома-музея Сарьяна в Ереване, автор узнал в воздухе, хотя почти десять дней ходил по улицам родного города. Из чего следует: либо курсировавший по Еревану автор был недостаточно внимателен, либо оповещению о произошедшем событии не было уделено должного внимания.
Молодой человек, тоже никак не кавказской национальности и опять же участник сарьяновской конференции, делился с дамой впечатлениями от встречи с Арменией. Впечатления – от чисто эстетических до сугубо гастрономических – были выше тех девяти с лишним тысяч метров, которые к тому времени набрал наш лайнер. Слушать было приятно, но автор думал о другом.
Десять прекрасных ереванских дней он каждое утро приходил в близлежащий от места его временного проживания сквер Сарьяна, подходил к скамейке, стоящей в шаговой доступности от памятника великому живописцу, и, отжимаясь от скамьи, утыкался в одну и ту же картину: заметенную под скамью горку мусорной пыли и осколки разбитой бутылки.
Когда десять дней подряд ничего не меняется, стало быть, все эти десять дней никто здесь не подметал, ничего не убирал и никуда не уносил. Все остается людям… Но люди такого не заслуживают. Ни те, кто приезжает поклониться памяти Сарьяна, ни те, кто живет в Ереване постоянно.
Говорят, если сосуд недостаточно чист, скисает все, что бы в него ни влили. Потому, если представить себе Ереван в виде хрустального сосуда, но отмытого недостаточно чисто, то все, что бы в городе ни происходило – фестивали, концерты, форумы, представления — теряет присущую хрустальной вазе прозрачность льда и игру цвета.
От предложенного обеда участница сарьяновской конференции отказалась – продолжала рассматривать альбом, когда к креслу подошел мужчина, достать с полки для ручной клади что-то нужное. По давним наблюдениям автора граждане с такой внешностью обычно летают "бизнес-классом", но тут что-то не сошлось…
Пассажир долго шарил рукой, пытаясь нащупать понадобившееся, кажется, нашел, но тут сверху вниз, на сияющий глянец альбомного разворота тонкой струйкой полилось что-то красное, вязкое, и, скорее всего, сладкое. Гостья Еревана ахнула, попыталась увести альбом от опасности, но было уже поздно – иллюстрация, кажется это было что-то кисти Минаса, была окончательно испорчена.
— Оставьте на обороте свой адрес – домашний, служебный, какой пожелаете. Новенький альбом вам вручат в Москве сразу же.
— Что вы, что вы, — возразила женщина. — Не беспокойтесь.
До Москвы оставалось уже недолго, бортпроводники затеяли торговлю беспошлинным товаром.
— Вам, — протянула гостье Еревана коробочку французских духов стюардесса.
— Но я не…
— Это подарок. От того мужчины, который облил альбом.
— Надо же, мой любимый аромат, засмущалась дама. — Как же он угадал.
Дама поднялась с места и пошла благодарить незнакомца.
В очереди на паспортный контроль в аэропорту "Шереметьево" мы оказались рядом.
— И кто же по визитке тот галантный пассажир?— не удержался спросить автор.
— Знаете, там написано только "Армения". И телефон. Ни имени, ни фамилии, ни отчества, ни должности. Ничего другого.
Правильно написано, — подумал я.
— Знаете, — продолжила затем женщина, — ереванские мужчины очень предупредительны и хорошо воспитаны. И что важно – молодые тоже. Хороший у вас город.
Все правильно. Но убирать его так, как он того заслуживает, все равно, надо.
