Генералами, может, и становятся, но военными, наверное, рождаются. В XX веке, в его начале, карабахское село Чардахлу жило уединенно и патриархально. Полторы тысячи лет здесь жили сильные мужчины и верные армянские гампры – волкодавы – они помогали пастухам в горах. Женщины были сильными по-своему, потому и дала эта земля столько прекрасных воинов.
В Чардахлу в 1906 году родился Амазасп Бабаджанян. Парнишка получился даже по местным меркам неуемным и драчливым, за что все называли его прозвищем, обозначавшим парня отчаянно сумасшедшего. "Он сначала бьет, потом здоровается", – говорили. Однажды во время школьного урока, когда учитель обидел его ни за что ни про что, Амазасп выхватил из сумки маузер — еле отобрали. Учитель с учеником подрались, их с трудом разняли: несправедливости Амазасп не терпел, невзирая на лица. В армейской школе Еревана он станет "Малышом", а "Черной Пантерой" будет спустя четверть века, его так назовут перепуганные насмерть немцы.
Чардахлу – село-рекордсмен. Вряд ли можно найти другое, сопоставимое с ним количеством населения, которое дало бы столько героев. Из более тысячи чардахлинцев, участвовавших в Великой Отечественной, двое стали маршалами – Бабаджанян и Баграмян, генералов ровно дюжина, Героями Советского Союза стали семеро. Кто-нибудь, наверное, подсчитал и количество высших офицеров, и число орденов и медалей, ими заслуженных. К слову, генералами и видными военными чардахлинцы становились и в царской России. Так что выросший в таком селе Амазасп просто был обречен стать военным. Призыв в Красную Армию совершился в 1925 году, и почти сразу же солдат был отправлен в Ереван, в пехотную школу. Учился в различных военных учебных заведениях будущий маршал много, даже в ранге генерал-майора, и до, и после войны.
После окончания первых двух военных школ, осенью 1929 года, Бабаджанян направляется в 7-й Кавказский полк, где командует взводом, в боях с многочисленными тогда бандформированиями получает первое ранение. Затем – командование пулеметной ротой и батальоном, пунктом ПВО. Осенью 1938 года Бабаджанян принял пулеметный полк, потому покинул Закавказский и прибыл в расположение Ленинградского военного округа. Отсюда начинается совершенно новая история восхождения к вершинам воинской славы.
В конце 1940 года началась оживленная передислокация войск. Вопреки распространенному мнению, что красноармейское командование твердо верило в незыблемость советско-германского пакта о ненападении, все офицеры понимали, что война вот-вот начнется. Сам Амазасп Хачатурович вспоминал, что говорить об этом прямо боялись, обходились намеками и иносказаниями. Соблюдался особый режим секретности, чтобы не провоцировать нацистов, а пакт рассматривался как шанс выиграть время для подготовки к большой драке.
В апреле 1941 года Бабаджанян получил новое назначение – в 19 армию под командованием генерала Конева, которая выдвигалась из глубины страны на запад. И здесь все стало окончательно ясно – задержания лазутчиков, нарушения воздушного пространства, крупнейшие, заметные невооруженным глазом, сосредоточения войск по ту сторону польской границы.
Бабаджанян узнал о войне глубокой ночью 22 июня. Допускаемое перешло в жестокую реальность: первые разрушения в Киеве, первые сироты на его улицах… А 19 армия Конева – четыре корпуса, не шутка! – получила приказ двигаться к Витебску. Началось.
В начале было совсем плохо. Советские фронты рвались в клочья, и 19-я, фактически лишенная авиационной и танковой поддержки, отчаянно сражалась у Смоленска, но отходила – так медленно, как могла. Конев сообщал в сводках, что 4 дня стоит на месте, не отступая, не имея ни единого полноценного боевого соединения.
Но к концу второго месяца все, в том числе и сами авторы "блицкрига", осознали, что он провалился, и не в последнюю очередь благодаря 19 армии. Зимой 1941-42 годов дивизия, в которой воевал стрелковый полк Бабаджаняна, была в составе Юго-Западного фронта. Вот, казалось бы, первый успех – продвижение на Миусском направлении, однако через пару месяцев войска отступили на прежние позиции.
Два месяца спустя Бабаджанян, после кратковременной учебы в Академии Генштаба, принимает механизированную бригаду. Его постоянно мучил вопрос: справится ли? Ведь до этого он танки видел только со стороны. Командование это знало и потому поручило ему бригаду, временно не задействованную в боях – было время подучиться.
Порой Бабаджанян оказывался на опасной грани. В ноябре 1943 года оказалось, что ввиду наступления под Сталинградом бригаду бросают в бой меньше чем через сутки. Времени на разработку стратегии и подготовку не оставалось, но приказ надо выполнять. И тут, как нарочно, новый приказ – наступление переносится, начинать буквально через пару часов. Офицера, который передал это сообщение, Бабаджанян, согласно своему норову, чуть не избил. Отправить в бой абсолютно неподготовленную бригаду было самоубийством. Бабаджанян безапелляционно заявил, что приказ невыполним – неслыханное ослушание в любой армии.
Последствия отказа выступать немедленно не заставили себя ждать. В расположение бригады явились офицеры с автоматчиками — доставить комбрига к председателю военного трибунала. Доставили, правда, к командующему 22 армией, генерал-лейтенанту Юшкевичу.
Тот задал естественный вопрос – почему не выполнен боевой приказ, на что Бабаджанян резонно ответил, что немедленное выступление повлекло бы просто расстрел неготовой к бою бригады, и его отказ был основан на желании сохранить людей.
Дело кончилось совместным обсуждением завтрашнего наступления, и наутро оборона противника была прорвана на глубину 12 километров. Это было начало наступления советской армии по всему фронту – от Кавказа до Ленинграда.
На танках Бабаджанян передвигался, высунувшись из люка по пояс. К тому времени у него не осталось ни одного целого ребра. Могли убить тысячу раз, однако неприятность произошла однажды, и то не во время войны, а в 1956, при подавлении будапештского восстания – осколок пробил трахею, операция была удачной.
В 1944, после разгрома немцев на Западной Украине, освобождения Перемышля и Львова, открылся путь на Вислу – прямая дорога к Германии. За безупречную организацию наступления и блестящее командование войсками Бабаджанян получил звезду Героя и танковый корпус – в командование.
5 марта 1945 года Жуков созвал совещание и объявил, что наступление на Берлин должно начаться немедленно. Причиной было названо, мягко говоря, не очень союзническое поведение союзников – стремление во что бы то ни стало войти в столицу Третьего Рейха раньше Красной Армии. А посему задачей первейшей важности становилась игра на опережение.
Немцы сопротивлялись остервенело, но 21 апреля танковый корпус Бабаджаняна вошел в пригороды Берлина. Границы котла, в котором оказался город, неумолимо сжимались, но внутри него оставалась еще почти 300-тысячная группировка отборных войск. И танки корпуса Бабаджаняна прямой наводкой били по рейхстагу. 30 апреля на нем было водружено знамя Победы.
Звание Маршала бронетанковых войск Амазаспу Бабаджаняну было присвоено в 1967 году. После войны он был начальником штаба армии, командующим войсками военных округов на Украине, возглавлял Военную академию бронетанковых войск, а с мая 1969 года был назначен командующим бронетанковыми войсками Советской Армии, став уже главным маршалом.
Частые визиты в родную деревню – в совсем "не воинственное село", как он писал в мемуарах, всегда становились событием. Если была пора копать картошку, маршал снимал мундир, закатывал рукава, брал лопату, и… двое за ним едва успевали собирать. Он потом возвращался – проверял, все ли собрали.
Потом, конечно, пировали. Это он тоже умел. Вместе с маршалом Баграмяном и односельчанами они выпили не одну бутылку местной водки градусом далеко за 70, ее тут называли "смерть ишака". Потом посылали в соседние села за друзьями и врагами детства, и застолье продолжалось в расширенном составе.
Есть такая то ли быль, то ли легенда, что однажды, после подобных посиделок – в другом месте, правда (Бабаджанян тогда командовал Одесским военным округом, далеко после войны), маршалу пришло в голову полетать на истребителе. В Турцию. Наушники надрывались: "Товарищ командующий, вы перелетели через государственную границу!"
Бабаджанян полетал немного над турецкой территорией и вернулся обратно. Результатом стали официальный протест турецкой стороны и 18 суток домашнего ареста для маршала. Более сурово решили не наказывать.
Работал Бабаджанян всегда, даже во время последней своей болезни, в госпитале, к нему приходили люди по делам, и работа ни на день не останавливалась. На 1 ноября 1977 года тоже было запланировано много дел. Лежали неподписанные бумаги, ожидали аудиенции посетители, да и, наконец, просто его должны были проведать. Вот только ночью маршала не стало. Ему был 71 год.
