Видимо, мы с отцом были одними из первых, добравшихся из Еревана в Кировакан (ныне Ванадзор) в тот страшный трагический день. Было где-то два часа пополудни, и прорвались мы в город, где вырос отец и жили дедушка с бабушкой, объехав на "Ниве" лежащий в руинах Спитак, по каким-то вспаханным полям вокруг города. Остальные, выехавшие из Еревана параллельно с нами, надолго застряли в заторе – в Спитаке обрушившиеся здания перекрыли дороги.
Телефонной связи с северными районами не было, и нам казалось, что Кировакана не существует так же, как и Спитака. Однако встретил нас город на первый взгляд целым. Даже трубы химзавода продолжали дымить, а в самом начале проспекта лишь на первом перекрестке обрушилась крыша "парадной" (с куполом) пятиэтажки.
В первый миг показалось, что хоть тут обошлось, но город был какой-то необычный. Не привычно-вальяжный, с типичной, свойственной только ему ленцой даже в рабочие часы, а напряженный и… то ли перепуганный, то ли просто встревоженный. Ни машин на проспекте, ни людей – словно все вымерло, и люди разом ушли отсюда навсегда.
Наше здание на проспекте (в народе называли "Бакале", бакалейный магазин на первом этаже) тоже стояло снаружи, с улицы, целое, но нежилое. И только когда уже, наплевав на двойную линию на проспекте, мы заехали во двор, то увидели, что все жильцы нескольких зданий вокруг собралiсь в центре спортивной площадки, подальше от высотки и пятиэтажек.
Спитакские хроники: военный самолет из Баку – "Звартноц" разрешает посадку?>>
Очень хорошо помню бабушку – она была, наверное, самая взрослая и опытная из соседок – усевшуюся в центре площадки и собравшую вокруг себя всю дворовую детвору. Словно наседка, прикрывающая цыплят крыльями. Даже покрикивала, чтобы ни один из малышей не отошел и не приблизился бы к зданиям, которые продолжали время от времени трястись.
Мы потом узнали, что такое афтершок и прочие премудрости, связанные с сейсмологией… А пока бабушка по быстрому объяснила, что разрушен целый квартал неподалеку. Именно тот, где были квартиры тети, сестры. И дома был двоюродный брат Роберт (Обоник – так его в Кировакане называли).
Разрушенных зданий в Кировакане было штук шесть или десять. Обрушенных до основания. В одном из них и остался брат. Найдем мы его только через неделю, равно как и многих других из соседнего, теткиного двора. Тех, с кем дружил я в детстве, и с кем проводил практически все школьные каникулы, уезжая из Еревана в бабушкин дом.
Но в первые два дня мы ходили откровенно потерянные, с опущенными руками. Совершенно не представляли, что надо делать, с чего начать поиск оказавшихся в смертельной ловушке из рухнувших панелей людей.
Помнится, что было страшно холодно, особенно по ночам. Словно природа решила добить тех, кто вопреки ей выжил от страшного удара стихии. В центре дворовой спортивной площадки, за которой всегда следили, которую сами всегда подметали и чистили после футбольных или баскетбольных баталий, жгли огромный костер из всего, что под руку попадет.
Детей нашего двора (всех) из города вывезли в первый же день – отец в эти дни по два раза курсировал на "Ниве" по маршруту Кировакан – Ереван. А мы с братьями (позже подоспели остальные из Еревана) целых два дня ходили вокруг руин сгорбившиеся, с безвольными руками, не представляя, с чего начинать, что делать.
Масштаб Спитакского землетрясения>>
Потом подоспели уже и армейские подразделения с подъемными кранами и прочей техникой. Помню, как народ сорвался на молоденького узкоглазого солдатика, пытавшегося завести привезенный бульдозер: "Ты что, там же живые люди". Помню, сперва солдаты оцепили руины живым кольцом (вроде бы против мародеров), но очень быстро сообразили, что этого делать не стоит – люди пытаются спасти своих родных и близких.
Помню, как приехали два ярко-желтых автобуса со спасателями из Франции – в желтых же комбинезонах, с собаками, с техникой. Мужу тети пришлось оставить поиски своего сына и уйти с французами – оказалось, он единственный, кто владеет языком. Его прикрепили к европейцам в качестве переводчика.
Помню большие, опять-таки желтые, клещи на гидравлике, который привезли с собой спасатели – обрушившиеся панели, которые мы часами, днями дробили вручную, эти клещи перекусывали "на раз".
А еще помню, что на кладбище работал экскаватор "Беларусь", раз за разом вырывая в ряд, километрами, могилы. Их не хватало, образовывались очереди… Все понимали, что в первую очередь необходимо подумать об уцелевших, раненых, но все панически спешили хотя бы найти и нормально похоронить своих, особенно когда пошел слух, что на пятый день развалины просто будут чистить бульдозерами.
Седьмое декабря – это страшная, трагичная дата. Все армяне (каждый по своему) переживают ее. Морально, психологически, нация, конечно же, смогла оправиться, а вот с памятью все обстоит несколько иначе. Помнить тяжело, а забыть невозможно. Да и нельзя – слишком много было потерь, и слишком много боли.
