Семья успела унести ноги от османов в Ливан впритык к известным трагическим событиям, и в Бейруте в 1926 году на свет появился Аво — урожденный Коюмджян. Фамилия Увезян, под которой его знал мир, была взята как сценический псевдоним и сроднилась с Аво. "Комаром" (на армянском наречии Мараша звучит как "увез") называли отца Аво, так прозвище стало брендом.
Отец умер в 1942 году, но у Аво уже была своя группа, в Ливане известная, и он мог худо-бедно содержать семью. Группа даже гастролировала на Ближнем Востоке, чему в немалой степени помогли невероятные лингвистические способности Аво — в столь юном возрасте он свободно изъяснялся на шести языках.
На фарси, в том числе. Потому и общался свободно в Тегеране с самим шахом Резой Пехлеви, который очень полюбил молодых музыкантов и постоянно приглашал с концертами. Шах даже спросил его, как он представляет свое будущее — Аво ответил, что хотел бы поехать совершенствоваться в Штаты, но вот незадача — у него нет американской визы. Через десять дней после этого разговора Аво уже был на пути в Нью-Йорк.
Здесь он быстро стал своим, приобретал известность джазмена. Однажды чуть было все не пошло наперекосяк — он получил гражданство и теперь должен был отслужить в американской армии. Его собирались отправить убивать в Корею и быть убитым в Стране Утренней Свежести, но спасла музыка. До Кореи его определили в "учебку", и как-то он сыграл большую джазовую композицию командиру. Начальство оказалось большим поклонником джаза, расчувствовалось и спросило, что оно может сделать для Аво.
"Спросят, откуда у армян тяга к морю, я и припомню этим невежам все!" — история подводника >>
Так он остался в Нью-Йорке — дослуживать, а вообще-то творить джаз. В середине 1960-ых годов он написал музыку, на которую потом были положены слова и родилась песня Strangers in the Night, которую вместе с самим собой обессмертил Синатра. Пришлось за авторские права судиться, но Увезян получил их в октябре 1968 года.
А сигарами Аво стал заниматься еще через десять лет, ему было уже под пятьдесят. "В этот бизнес я вступил поздно, поэтому решил, что у меня нет права на ошибку. Мои сигары должны быть лучшего качества, в высококлассной упаковке и продаваться за разумную цену", — говорил он, которому однажды сигары по 22 доллара штука показались верхом изысканности, но и дороговизны.
Тогда Увезян открыл джаз-бар в Пуэрто-Рико, а потом одна доминиканская табачная компания сподвигла Аво прикупить участок в стране, и он основал собственную табачную плантацию в Доминиканской республике. Сигарам AVO было суждено стать одними из самых престижных в мире. И дорогих.
Что интересно: еще до окончательного принятия решения по бизнесу Увезян, как и полагается прирожденному магнату, но вряд ли характерно для джазового музыканта, провел целое исследование. Он выяснил, что лучшие сигары в Доминикане производит Хендрик Кельнер, который позже вошел в Davidoff.
Сигары Кельнера Аво некоторое время продавал прямо со своего рояля, на котором играл джаз: люди подходили, брали сигары, платили и курили. Так до Увезяна дошла очевидная мысль, что сигары продавать выгоднее, чем исполнять музыку. Увезян рассудил, что музыка выгодна душе, а сигары — карманам, а поскольку все, что делал этот человек, становилось брендом, то успех был обеспечен. Поэтому упомянутой доминиканской фирме не пришлось его долго уламывать.
Когда его спрашивали о самых запомнившихся и важных событиях долгой жизни, он обычно вспоминал первую встречу с иранским шахом, с пианистом Тедди Вилсоном из оркестра Бенни Гудмана — Вилсон стал учителем Увезяна. А еще, когда Увезян уже был известным производителем сигар, ему довелось познакомиться с Бушем-старшим.
У Аво же все должно быть неординарно, нескучно. Вот и эта встреча стала историей. В Пуэрто-Рико это случилось, Увезян курил свою же сигару у дверей отеля, когда перед ним остановился лимузин с американским президентом. Буш, проходя мимо, узнал аромат табака, улыбнулся и сказал: "О, вы курите мои сигары".
"Нет, мистер президент, это вы курите мои", — ответил Увезян и отрекомендовался.
Он ушел так же легко, как и жил; во всяком случае, ни на что не жалуясь и не тая обид. Ушел, улыбаясь своей знаменитой, мудрой и чуть застенчивой улыбкой. Ушел, забрав с собой только свою харизму — невероятной силы свою харизму. Зато взамен оставил свой чистый свет.
