Публикуем отрывки из воспоминаний Дмитрия Писаренко.
…Тропинка вела то вниз, то вверх. И на очередном витке свист зазвучал по нарастающей. Я бросился на землю и прижался к ней со всей мочи. Лег коряво и через секунду земля содрогнулась. Качнуло, как в лодке, в ушах зазвенело.
Появились влажные пятна. Я притронулся — на кончиках пальцев была кровь. Стало больно. Избежать шокового состояния помог утренний коньяк, предложенный бойцами для храбрости.
Вспомнил, по книгам, что самые страшные ранения в живот. Начал себя ощупывать. Лежа на спине, попытался представить, как придется вкладывать обратно вывалившиеся кишки… Но обошлось. Брюшная полость оказалась невредимой. Медленно стал ощупывать ребра. Вроде, тоже целы. Тогда набрался смелости и снова тронул рану. В детстве мне часто накладывали швы, поэтому определить ее неглубокий характер большого труда не составило. Кровь была светлой. Вывод: осколок прошел по касательной.
Хроники Невзорова и сенсационные мемуары: кто в Карабахе окружил Геранбойский батальон>>
— Меня ранило! – даже с каким-то детским восторгом оповестил остальных. Рядом, у большого камня, валялся какой-то странный "огрызок". То ли камень, то ли железка. Взял его в руки, но тут же отбросил. "Огрызок" оказался горячим и острым, как бритва. Это и был МОЙ осколок, чуть длиннее спичечного коробка. Подождал, когда он остынет и взял на память.
Из ближайшего кустарника выполз наш провожатый. Руки и лицо были в крови. Он показал приклад автомата, от которого осталась какая-то тощая деревяшка:
— Если бы не он, глаза бы лишился. Я им в самый последний момент лицо прикрыл.
Он перекрестился, потом перекрестил автомат и поцеловал его ствол. Мы продолжили спуск. По-мальчишески радуясь тому, что получил настоящее боевое крещение, я периодически прикладывался к ране. Диаметр пятна увеличивался. На одном из поворотов поднял "хэбешку" и увидел огромное, ярко-красное пятно на светлой, изорванной в клочья в этом месте рубашке. От увиденного стало плохо. Даже ноги подкосились.
— Да-а-а, здорово тебя зацепило, — заметил оператор Сурик Мартиросян. – А ну, глянь, что у меня со спиной.
Сурик повернулся. В районе левой лопатки у него тоже была "пробоина". Я заглянул под "хэбэшку". Кровь шла, но не сильно. Приложил платок и подумал, что расслабляться нельзя. Надо поддерживать друг друга личным примером. И мы, подставляя друг другу локти, заковыляли дальше.…Вскоре появился командир – Павел Ерицян. На голове была черная повязка с названием отряда – "Ашот Еркат" ("Ашот Железный").
— Всем на танк! – приказал он.
На рассвете после непродолжительного эфирного сеанса командир собрал отряд. Сказал, что сам идет в разведку и ему нужно несколько человек. Выбрал шестерых. Оставшегося за командира Жору удручало то, что Павел не выходил на связь. Сквозь шипение рации звучали тревожные сообщения. На других направлениях шли ожесточенные бои. Противник применял танки и большое количество пехоты.
Карабах не отнять ни силой, ни хитростью, ни деньгами - генерал Лебедь>>
— Вон, вертолет появился! Расстояние 4-5 километров! Высота примерно 500 метров! – закричал наблюдатель.
Вдали засвистели ракеты.
— Близко! – истерично закричал наш сосед и уткнулся головой в дно окопа.
Обстрел усиливался. Мы молчали. Прислушивались к залпу ракет…
— Уходим, вставайте! – заглянул в окоп Жора. – Противник прорвал фронт. Надо успеть, пока не попали в окружение.
Высоту оставили без единого выстрела. Взвалив на плечи тяжелые цинки с патронами и оружие, бойцы свернули с дороги, и пошли через густой и колючий кустарник. Так, многочисленный отряд предполагал раствориться в зарослях, чтоб не оказаться на ладони у неприятеля.
— Отче наш, сущий на небесах, да святится Имя твое… - на ходу нашептывал дулу автомата один из бойцов.
Мы с опаской оборачивались и с ужасом в глазах смотрели на оставленные в неприкрытом тылу позиции на сопке. От напряжения дрожали колени и трясся подбородок, чертовски хотелось пить. От волнения дышать приходилось часто и всей грудью. Швы на ране от этого, похоже, окончательно разошлись…
Наконец отряд обогнул холм, заслонивший опасную высоту. Здесь пряталась и наша техника. Жора связался с командованием.
— Все, мы в окружении, — понуро произнес он.
Решили идти на прорыв. Где неприятель, точно не сообщалось. Предположили, что на одной из сопок у маячившего невдалеке села Магавуз. БМП-шники завели машину, выкатились вперед и произвели серию выстрелов по высоте. Оттуда не ответили. На отряд снизошло вдохновение. Бойцы решили выйти на дорогу и двинуться к окраине села. У Сурика тоже началось кровотечение. Жора, заметив, как мы показываем другу другу окровавленные повязки, сказал:
— Все, ребята, спасибо. Отправляйтесь в госпиталь.
Беглый армянский солдат расстрелял сослуживцев: шокирующее убийство в 1998 году>>
Мы попрощались с бойцами и залезли в "КАМАЗ", шедший в тыл. Я устроился у неисправного лафета от ДШК. Машина шла на большой скорости почти по обочине, чтоб не мешать двигавшимся навстречу бронемашинам и автомобилям. К Магавузу стягивались дополнительные силы. Дорогу обстреливал "Град". От осколков нас укрывали густо росшие вдоль дороги лесные деревья. Но когда над нами на низкой высоте неожиданно пролетел самолет и сбросил бомбу – машина накренилась, a я застрял под лафетом. "КАМАЗ" остановился под острым углом. Всем показалось, что через миг он перевернется. Сурик спрыгнул с противоположного борта, а водитель затормозил и выскочил из кабины.
— Дима, прыгай! – послышался отчаянный вопль Сурика.
Но я не мог. Лафет парализовал все усилия. "КАМАЗ" застыл. Я зажмурился и стиснул зубы. Почувствовал, как в миг тело стало влажным… Но машина устояла. Водитель осторожно снова забрался на сиденье. Включил заднюю передачу и тихонечко вырулил на дорогу. Я глубоко выдохнул и смахнул со лба капли пота. Пот был холодным…
…Командир отряда "Ашот Еркат" Павел Ерицян в тот день не вернулся из боя. А спустя ровно год я после сборов на военной кафедре ЕГУ стал лейтенантом ВС РА.
