Его называли "вторым Енгибаровым", учитывая 20-летнюю разницу в возрасте между двумя артистами (как же не подходит насмешливое слово "клоун" им двоим). Ему это, с одной стороны, льстило, но и бесило тоже. Грачику было, что сказать самому, а средства художественного воплощения Енгибарова были близки разве что стилистически, не более того. Немалые пересечения в смысловом наполнении тоже естественны – они оба были поэтами.
Великий Сергей Юрский, никогда не стеснявшийся прямоты, сказал как-то, что такова судьба артиста, тем более циркового: "Средних способностей Олег Попов стал знаменит. А Владимир Кремена, Петр Толдонов и гениальный Грачик Кещян так и не стали кумирами. А они в тысячу раз способнее Олега Попова".
Мартирос Кещян, он же Грачик, родился 19 октября 1955 года в селе Черешня под Адлером. Земляки, вдоволь насмотревшиеся грачиковых чудачеств, пока тот рос, тем не менее взгрустнули, когда он уехал в цирковое училище в Москву – как-то пусто стало сразу, обыкновенно и рутинно вокруг.
Молчание, которое громче крика - фото с фестиваля пантомимы в Цахкадзоре>>
А Грачик наделал шуму в Москве. Ему было 23, он успел уже выступить в паре с Эдуардом Середой – он был значительно старше Грачика, уже именитый, даже киноартист, а молодому таланту невозможно было долго оставаться в тени мэтра, да и было ему, что сказать монологом. Пара распалась, Грачик заметался в поисках постоянного манежа, и тут на помощь пришел Юрий Никулин, безошибочно углядевший в молодом человеке неординарность, которая не могла не раскрыться.
Буффонада в советском цирке была не в чести, но и каленым железом не выжигалась – Кещян дал ей новую жизнь. Задолго до Полунина на манеже ходил этакий "Асисяй", смешил народ – это, конечно, не означает, что Полунин содрал своего героя с Кещяна. Вовсе нет, они очень разные, просто образы похожи своей беззащитностью и правдоподобием. Несмотря на клоунский грим.
И Никулин, и Енгибаров, и Грачик отличались от просто коверных тем, что, когда они уходили, закончив номер, зрительский зал уже не смеялся – всем становилось легко на душе, немножко грустно и, зачастую, очень досадно. Оттого досадовал зритель (смотря какой, впрочем), что его эти трое обязательно оставляли додумывать что-то очень важное самому, а это нелегко, даже если умеешь думать.
И тут Грачик придумал, как помочь зрителю с мыслительным процессом, вернее – немного стимулировать его. После некоторых номеров он снимал с себя разноцветные балахоны, вытирал, по возможности, грим, и вдруг вместо "клоуна" возникал обыкновенный парень, очень симпатичный и даже стеснительный, что уже совсем не вяжется с клише массовика-затейника.
Воздушный купол, выдерживающий 30 тонн: цирк в Ереване будет беспрецедентным>>
Впрочем, затейник – еще куда ни шло, но вот массовиком Кещян не был никогда, при любом скоплении народа репризы его были очень камерными. Внутренним своим наполнением, как минимум.
Сольную карьеру Кещян начал в Днепропетровске, и успел даже совершить долгое турне по городам СССР. Потом страна рухнула, цирковым артистам, и без того в роскоши не купавшимся, почти что перестали платить, и предложение из США в материальном плане для Грачика стало спасением в конце 1980-ых годов. Там он отработал в цирковом проекте и получил предложение стать ведущим артистом цирка во Флориде, где прошли десять насыщенных лет.
Кещян только успел в 2000 году отработать в проекте "Звезды Московского цирка", как почувствовал недомогание. Поначалу привычно проигнорировал болячки – не впервой – но состояние стремительно ухудшалось, пришлось обследоваться. Диагноз прозвучал приговором – так оно и было, болезнь заняла неполный год, и все было кончено в 2001-ом в маленьком городке во Флориде.
…В конце последней репризы на арене появилась девочка – дочь Грачика. Кещян, как всегда, стер грим и снял балахон, надев его на девочку. Подумал – и прицепил ей свой красный нос, и под прожекторами оказался маленький Грачик, такой же кудрявый и черненький. А папа, счастливый и немного растерянный, стоял рядом, прощаясь.
